Пирс

С рассветом у дома собрался опять народ из теток и старух, Сонька вздохнула: сейчас опять начнется плач и вой. Она встречала гостей в белой рубахе, расшитой красными нитями, в платке с цветами. Все гости причитали; какая красивая невеста. Ее посадили на стул возле стола, где посередине лежала икона, и снова начались грустные песнопения. Весь этот обряд для девушки был очень скучным и унылым. «Интересно, — думала она, — был бы Иван, мне это все казалось бы таким же безрадостным? И зачем все это, кому надо? Непонятно. Вот бы был другой устой, полюбили друг друга и живут вместе, разве, чтобы семью построить, нужны эти причитающие бабы?» Авдотья взяла икону и встала у красного угла, тетки собрались вокруг, Соньку поставили напротив. Девушка, крестясь, опускалась на колени перед Авдотьей и кланялась ей в ноги. Тетки пели про бога, про материнское благословление. «Интересно — видит ли сейчас моя матушка меня, горюет, наверное, жалеет меня», — от этой мысли Соньке стала спокойно на душе и даже появилась небольшая радость от мученичества. Вот она тетка — злая ведьма, сейчас играет благодатную матрону. Вон там Тарас — злодей, бармалей, который хочет забрать к себе в неизвестную жизнь бедную подневольную девушку. «Вверяюсь в руки твои, боже, — с трагичным пафосом думала она и еще с большим рвением стала кланяться тетке. — Вот оно истинное, правильное смирение».

Поцеловала Авдотья свою племянницу три раза, как полагается, да так, что могли синяки на месте поцелуя остаться. Она буквально ударялась выпирающей челюстью Соньке в щеки. После с девушки сняли платок и одну девичью косу расплели и разделили ее на две части. Две косы замужней девушки уложили в прическу вокруг головы. У порога дома уже стояли лошади с телегой, украшенной разноцветными лентами, подруги и соседи были у ворот, смеялись, играли на балалайках и ложках. Сонька вышла из дому с теткой. Усевшись на телегу, они тронулись к церкви, где ждали Тарас с Николой.

В тихом зале было темно, только свечи немного освещали стены. Сонька снова испытала прилив героического покаяния. Вот она бедная и несчастная и ведут ее, как агнца, под венец с нелюбимым мужем. С умилением на нее глядела Божья Матерь со старой иконы. У Тараса были красные щеки, когда он встретил Соньку у телеги, не проронив и слова. В церкви он держал руку Соньки с такой силой, что рука немела. За ними стояла толпа соседей. Из за иконостаса вышел священник. Совсем молодой, сегодня у него ужасно болела голова. Он лениво смотрел по сторонам, пока на него надевали поручи и епитрахиль. Священник был толст и часто мучился от головной боли. Каждый раз, когда случался очередной приступ, щеки его краснели еще больше и тяжело вздымалась грудь. Он с усталостью рассматривал Соньку, на его лице читалось: «И мне грустно, а что поделать, так кому надо, значит». Венцы над головами молодоженов держали Таисия и Никола и переглядывались между собой. Они хорошо помнили их разговор у колодца. Люди перешептывались, священник путался в последовательности действий и снова, сбившись, повторял священный текст. Тарас злился, ему было жарко и неудобно в чужом костюме и хотелось скорее закончить процессию. А Сонька глядела на иконы мокрыми от слез глазами. Священник соединил их руки и троекратно провел вокруг аналоя. Тоненькая ручка девушки лежала на большой лопатистой руке Тараса, ногти были неприятно отросшими, под ними была черная земля.

«Интересно, откуда земля», — думала Сонька, глядя на его руку. Рабочие большие ладони, пальцы короткие, но мясистые, девушка вздрогнула, представив эти руки на своем теле. И тут страх ей овладел, вся ее торжественная смиренность быстро улетучилась. Они шли вокруг аналоя второй раз, страх нарастал.

«Что же я делаю, я же уже не смогу сбежать, уже идет венчание, как я могла, у меня была возможность бежать, я бы нашла Ивана, — сердце кольнуло, как только она произнесла про себя это имя, любовь горячая и сладкая обожгла ее ум и сердце, — Иван! Иван! Господи, что же я делаю!» — она перевела испуганный взгляд на лицо Тараса. Он угрюмо и тупо смотрел прямо перед собой.

«Я не хочу жить с ним. А, дети? Он же захочет детей!» — ладошки стали потеть, они шли третий раз вокруг аналоя, и тут Сонька окончательно осознала, какую ошибку она совершила. Она оглянулась вокруг, в церковном зале было много людей, бежать сейчас она не могла, но можно было бы притвориться.