Так возводится целая лестница анимизированных марксистских абстракций, соответствующая обычным у Сталина богословско-аристотелевским рядам («первая причина… вторая причина…»), которые при движении вспять должны прослеживаться к абсолюту как своему безусловному основанию и «целевой причине». Дисциплинарно-телеологическая цепь принимает облик бюрократической теогонии, вереницы унылых эонов. Если надстройка порождается базисом, то сам базис — материальным развитием общества. Кроме того, общество для своих нужд порождает еще и язык, который, как мы только что видели, трудится на него с тем же чиновничьим усердием, что и надстройка.
Подобно ей, язык изофункционален кадрам, вырастающим из классового массива (ниже мы увидим, что по той же продуктивной модели у Сталина сам язык строится изнутри); только, в отличие от надстройки, он создан в совокупности всеми классами, всем народом. Систематизируя различия между языком и надстройкой, автор, однако, забывает об одном из них, которое определяется мерой одушевленности:
Надстройка порождается базисом, но это вовсе не значит, что она <…> безразлично относится к судьбе своего базиса, к судьбе классов, к характеру строя. Наоборот, появившись на свет, она… активно содействует своему базису… принимает все меры к тому, чтобы помочь новому строю <…> Стоит только отказаться надстройке от этой ее служебной роли, стоит только перейти надстройке на позицию безразличного отношения… чтобы она потеряла свое качество и перестала быть надстройкой.
В противовес ей, язык как бы лишен признаков персонифицированной сущности — но только «как бы», поскольку сама эта абстрактная безличность доказывается, на сталинский манер, таким способом, который говорит скорее об обратной возможности:
Стоит только сойти языку с этой общенародной позиции, стоит только стать языку на позицию предпочтения и поддержки какой-либо социальной группы… чтобы он потерял свое качество.
Получается, что свою безличную позицию язык занимает осознанно и целенаправленно. За перечисленными категориями проступает единое волевое начало, взывающее к выявлению. Коль скоро все эти феномены скреплены между собой телеологической зависимостью, то, значит, само понимание и овладение последней может дать некую власть над базисом и надстройкой. И действительно, в 1934 году Сталин не совсем по-марксистски известил делегатов XVII съезда: «Мы уже построили фундамент социалистического общества в СССР, и нам остается лишь увенчать его надстройками».
Телеологическим волюнтаризмом проникнута, как известно, и последняя его работа — «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952). Если капитализм одержим только прибылью, то «основной экономический закон социализма» (или его «существенные черты и
Обеспечивание максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и