Читаем Писатель Сталин. Язык, приемы, сюжеты полностью

— Выдать большевиков и их сторонников?

— Пожалуйста, гг. кадеты, берите большевиков.

— Выдать балтийскую делегацию и большевиков из Кронштадта?

— К вашим услугам <…>

— Ограничить свободу слова и собрания, неприкосновенность личности и жилища, ввести цензуру и охрану? [Как все большевики, Сталин до Октября страстно отстаивает гражданские свободы.]

— Все будет сделано, гг. черные, все до конца.

— Восстановить смертную казнь на фронте?

— С нашим удовольствием, гг. ненасытные…

И т. д. в том же стиле. По этому водевильному шаблону написана заметка «Куют цепи» («— Рады стараться, — отвечает Авксентьев <…> — Рад стараться, — отвечает Церетели») и памфлет «Заговор против революции»: «Первый голос… Второй голос… Опустим, однако, занавес».

Он снова поднимется на московских процессах, все роли и репризы для которых были тщательно выверены Главным драматургом и режиссером СССР[609].

Целевая причина

В утилитарной вселенной Сталина нет места для свободной игры независимых сущностей. Все слагаемые его мира взаимообусловлены иерархией служебных отношений:

Специфические особенности базиса состоят в том, что он обслуживает общество экономически. Специфические особенности надстройки состоят в том, что она обслуживает общество… идеями и создает для общества соответствующие… учреждения <…> Язык обслуживает общество как средство общения людей <…> дающее людям возможность понять друг друга и наладить совместную работу во всех сферах человеческой деятельности («Марксизм и вопросы языкознания»).

Явления одушевлены своей внутренней директивой; они существуют не сами по себе, а подчинены некоей цели и направлены к ее достижению:

Все же 9/10 склок и трений, несмотря на непозволительность их форм, имеют здоровое стремление — добиться того, чтобы сплотить ядро, могущее руководить работой.

Вот вам еще одна теория, имеющая объективно своей целью дать новое оружие в руки капиталистических элементов.

Правда, цель может быть и заведомо субъективной:

Для чего же существует тогда капиталистическое окружение, если не для того, чтобы международный капитал прилагал все силы организовать у нас в приграничных районах выступления недовольных элементов против Советской власти?

Свое задание имеет даже то, что стареет и подлежит устранению: его обязанность — препятствовать прогрессу:

Есть старые идеи и теории, отжившие свой век и служащие интересам оживающих сил общества. Их значение состоит в том, что они тормозят развитие общества, его продвижение вперед. Бывают новые, передовые идеи и теории, служащие интересам передовых сил общества. Их значение состоит в том, что они облегчают развитие общества, его продвижение вперед («О диалектическом и историческом материализме»).

Ведомство «надстройки», по которому служат «идеи и теории», руководящие указания получает от «базиса». В трактате о языкознании Сталин пишет:

Надстройка для того и создается базисом[610], чтобы она служила ему.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное