Писец. История одного туриста

– А недавно тоже подвозил одного. Оказался профессором, уважаемым джентльменом. А сам взял, да разделал своего голубого приятеля ржавой ножовкой. И выбросил по частям в море. Но пил джин – не просыхал – это его и спалило. Я тоже люблю джин, но знаю меру! А тот зенки залил и свалился с пирса в море, когда скидывал туда мешки с приятельскими руками. Или ногами – не помню. Но не с головой точно – он спрятал её в сливной бачок. Так вот. Свалился, значит, с пирса и начал вопить – требовать спасения. Его спасли, а мешки выловили. Жуткая история, не правда ли?

– Не правда, – сказал Каннингем. – Это поучительная история. Вероятнее всего, его приятель слишком много болтал своим долбаным языком и тем самым нервировал уважаемого джентльмена и профессора. А нервишки у профессоров шалят!

Каннингем достал фляжку с коньяком и отхлебнул из неё пару-тройку раз, а водитель заткнулся и варежку впоследствии не разевал. Зато у нас появилась возможность в тишине полюбоваться красотами древнего города и морскими пейзажами.

Мы подъехали к причалу, но большая яхта профессора качалась в полумиле от берега – море разволновалось и подмывало пирс солёной водой.

– Странно. Почему меня не встречают? Я же звонил Дрейку. Дрейк – капитан моей лодки, – сказал Каннингем. – Совсем расслабились на профессорских харчах! Бездельники!

Мы прошли к катеру, который стоял у пирса, но по дороге промокли. Каннингем сам управился с катером, и мы пришвартовались к яхте, а затем кое-как залезли на белоснежную посудину.

– Дрейк! Я здесь! Где ты, дружище? Мы промокли и хотим есть!

Каннингему не ответили.

Мы вошли в кают-компанию – за столом сидел человек в белой морской форме, но на голове его была чёрная треугольная шляпа – такие носили во времена Сэндлера. Это выглядело странным, но забавным.

– Дрейк, почему ты молчишь? Что такое? Я недоволен тобой!

Капитан с виноватым видом пожал своими плечами и снял шляпу. Он оказался лысым как колено и с огромной серьгой в правом ухе.

Я почувствовал, что за нашими спинами кто-то стоит и обернулся. Позади нас стоял человек с пистолетом, и не один. Я пересчитал злодеев – их было двое и оба обладали азиатской внешностью.

Я заподозрил неладное, а Каннингем, похоже, сделал то же самое.

Он отодвинул резной стул из массива какого-то тёмного дерева и сел за такой же стол, но напротив капитана.

– Ну выходи уже! Зачем в прятки играть? Чай не дети уж! – сказал профессор.

Из соседней комнаты выплыла… кто бы мог подумать… сама Мадам. Она была в любимой белой шубе, которую, видимо, не снимала, и в сопровождении тех же парней, которые привозили её в особняк к Каннингему. Один из них имел чёрный цвет своей кожи, а другой был ярким китайцем, но оба носили дорогие белые костюмы.

Негр приготовил для Мадам резной стул, и она села между Дрейком и профессором.

– Водка есть? – спросила Мадам капитана.

– Диккенс, принеси водки!

– Сам принеси! – приказала Мадам, достала мешочек с табачком и принялась набивать им свою трубку.

Дрейк посмотрел на Каннингема и получил от него немое позволение, затем встал, надел свою чудесную треугольную шляпу, и пошёл за водкой, в сопровождении головореза из мадамовой свиты.

– Ну, здравствуй, долбаный старикан! Думал свалить?

– Ну что ты! Разве можно от тебя свалить? Так, решил ребят на яхте покатать. Им уже скоро тридцать, а они моря не видели.

– Не бзди, старый хрен! Знаю я тебя!

У Каннингема тряслись руки, и он спрятал их под столом, а негр поднёс к Мадам золотую зажигалку, и она закурила.

Приятный запах её табака щекотал ноздри, и я вспомнил о Скайлер. Но тут подоспел Дрейк с холодным графином и налил водку в две стопки.

– Ты можешь идти к своим мореходам – без тебя управимся, – сказала Мадам Дрейку. – И сидите там смирно!

Капитан удалился с мерзкой гримасой на своём лице – вероятно, Мадам чем-то не понравилась доброму морячку.

– Где ты понабрал таких убогих мореходов? Их даже охранять не надо!

Каннингем промолчал, но отчего-то улыбнулся.

– Выпей, морда! – обратилась китаянка к уважаемому профессору. – Разговор обещает быть весёлым.

Каннингем выпил и сморщился.

Потом он поправил свой парик, и взгляд его повеселел.

Мадам тоже выпила и затянулась своей трубкой.

– Откуда ты узнала о моей яхте? – спросил Каннингем.

– О ней не знают только пигмеи! Ты же сам раструбил о своём корыте на весь мир! Глупый старикашка! Научись держать язык за своими долбаными зубами! Хотя… Поздно уже учиться в твоём возрасте. А тем более после того, что ты сделал. Да и зубов, наверное, уже нет.

– А что я сделал?

– Не прикидывайся идиотом! Ты убил мадемуазель Ли!

– Я не убивал никакую… бабу! Разве я похож на убийцу? Я скромный учёный, который…

– Хватит! Сам не убивал, но приказал своим недоноскам перегрызть ей глотку!

– Глотку? О какой глотке речь? О глубокой или нет?

– Каннингем, твоё словоблудие не уместно! Она была мне дочерью. Хоть и приёмной, но любила я её как родную.

– Но ты же не можешь любить. Не дано тебе! Не да-но!

– Заткнись! Не тебе, лысому, рассуждать о любви!

Профессор снова поправил свой чёрный парик.