Письма

В таком познании приобретается добродетель терпения. Ибо тот, кто знает свой недостаток, а также чувственный закон, воюющий против духа[609], ненавидит себя. Он радуется, что не только разумные создания, но и животные мстят ему. Такой человек утучняется от оскорблений, насмешек, унижений и упреков, услаждается гонениями и страданиями, почитая их отдохновением. Самопознание рождает в человеке глубокое смирение. Он не подымает горделиво голову, но все более смиряется. Он питается познанием милости Божией к себе и возрастает в нежной любви. Дитя этой любви, питаемой смирением, — истинная скромность. Такой человек скромно исполняет свой долг по отношению к Богу, воздавая хвалу и славу имени Его; собою же он недоволен и ненавидит себя за свою чувственность, а к ближнему благоволит, любя его, как подобает, братской, свободной и упорядоченной любовью, а не притворной любовью без какого-либо порядка. Добродетель скромности укоренена в любви; это не что иное, как истинное познание душою себя самой и Бога. Так постепенно душа исполняет свой долг по отношению к каждому. Происходит же это благодаря свету, ибо, будь она лишена света, всякое ее убеждение и действие было бы несовершенно. Свет же она не может обрести без истинного самопознания, из коего проистекает ненависть, и без познания Бога в себе, откуда извлекает любовь. Обретая любовь, душа становится верною служанкой своего Создателя, и в ночи этой мрачной жизни продвигается при свете, в бурном море вкушает покой. Всегда, вплоть до смерти, с постоянством и упорством устремляется она к совершенству; укрепляясь, выдерживает нападения бесов и не изнемогает в сражении, в каком бы состоянии ни находилась. Если такой человек мирянин, он — хороший мирянин; если он монах, он — совершенный монах, он плывет на кораблике истинного послушания и никогда не покидает его. Зеркало, в которое он смотрится, — это орден с его обычаями и порядками, которые человек всегда старается соблюдать. Совершенный монах не поддается дьяволу, когда тот нападает на него, выбрав в качестве оружия рабский страх, говоря: «Ты не сможешь вынести трудностей жизни в ордене, гонений братьев, налагаемых на тебя епитимий и тяжелых послушаний». Но в ком есть свет, тот не ставит трудности ни во что и, умерев для своей воли и просветившись светом святой веры, отвечает: «Все могу ради распятого Христа[610], ибо знаю, что Он не возлагает на Свои создания большего бремени, чем они могут понести[611]. Поэтому я хочу мерить все трудности по Нему и с истинным терпением переносить их. На самом деле, я знаю истину: то, что Он мне попускает и посылает, делается для моего блага, дабы я освятился в Нем»[612].

О, сколь блаженна душа, через познание истины достигшая такого света и совершенства, чтобы видеть и понимать: то, что попускает нам Бог, Он делает по исключительной любви, ибо Тот, Кто Сам есть любовь, не может не любить Свое создание, обладающее разумом. Он возлюбил нас прежде нашего бытия и захотел, чтобы мы были причастны высшему и вечному Благу. И то, что Он нам посылает, Он посылает исходя из этой цели. Но несчастные люди, лишенные света святой веры, не знают Истины. А почему несчастный не знает Истины? Потому, что не отогнал облако себялюбия: он не знает себя и потому не проникся к себе ненавистью; не знает божественной благости и не любит ее. А если он и любит что-либо, то его любовь несовершенна, ибо любит он настолько, насколько получает от Бога услаждение и утешение, а от ближнего выгоду. Он слаб и не проявляет упорства в начатом благом деле; и когда постепенно млеко великого утешения отнимается от его уст, он изнемогает, озирается назад — взглянуть на пашню[613]. Когда бы он действительно познал Истину, такого бы с ним не случилось.

Но если, будучи несовершенным, он все-таки обратился вспять, то и после падения он может сделать то, чего прежде не делал, то есть привести себя в порядок с помощью света веры. Он непременно должен это сделать, ибо длительное упорство в грехе еще более неугодно Богу и вредит человеку, чем сам грех. Ведь грешить свойственно человеку, а упорствовать в грехе — дьяволу. Поэтому, пока еще есть время, не надо оставаться среди мертвых; и не надо терпеть укоры совести, призывающей и постоянно грызущей согрешившего. Он не должен говорить: «Я жду. Может быть, эта кислая груша еще не созрела». О, сколь безумен и глуп тот, кто ждет подходящего момента, которого у него нет, и не действует в тот отрезок времени, которым располагает; он поступает как тот, кто уверен, что у него есть время. О, какое страдание и язва[614] для слуг Божиих — видеть такое безумие! О, какое зло совершает он! Он оскорбляет Бога, высшую и вечную Истину; будучи виноватым, оскорбляет свою душу и печалит слуг Божиих, жаждущих славы своего Создателя и стремящихся к спасению душ.