Письма, 1926-1969

Сегодня получил Твое письмо от 31 марта с подробным отчетом. То письмо, что вы с Генрихом написали позже, пришло до этого. Только теперь я все понял. И снова произошедшее кажется настоящим чудом! Так много повреждений и ни одно не угрожало жизни. Незначительную вероятность отслоения сетчатки я пока оставляю в стороне. В отсутствие медицинских симптомов она кажется мне маловероятной. Поэтому остается лишь беспокойство о Твоей красоте. Его я разделяю. Но все же думаю, что Твои прекрасные волосы скроют все шрамы на голове. Останется лишь шрам над глазом. Он большой? Если нет и у него изящная, не рваная форма, он, в конце концов, только добавит привлекательности. Зуб можно заменить. Стоматологи способны творить чудеса. Разумеется, ты должна остаться красивой, и, разумеется, останешься. В конце концов, Твоя красота сияет при любых обстоятельствах. Она скрыта в движениях и взгляде, в поведении. Эти страшные события доказывают, что внутри тебя таится что-то несокрушимое. Дьявол может лишь оцарапать Тебя, но не может добраться до сущности. Хорошо, что Ты ведешь себя разумно и позволяешь себе отдохнуть подольше. Это необходимо не только для скорейшего заживления ран, но и для восстановления после шока. К телу необходимо относиться внимательно, тогда оно готово служить нам и отождествляться с нами. Оно бунтует, если обращаться с ним как с рабом.

Всего наилучшего в будущем!

Сердечно

Твой Карл

310. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 2 июля 1962

Дорогая Ханна!

Жанна Эрш и Хелена Вольф передали от Тебя привет и рассказали, как бодро Ты держишься. Тюрбан очень Тебе идет. О шраме на лбу они ничего не сказали, потому что он был скрыт под платком. Их сведения были очень скудными, потому что они не поделились со мной содержанием ваших разговоров.

Хочу лишь передать вам привет, перед тем как мы на три недели отправимся в Гейдельберг. Рукопись¹ уже отправлена в издательство. Надеюсь получить гранки еще в Гейдельберге. Мерле чувствует себя хорошо, с нетерпением ждет поездки в Тонбах².

Уже целый год я «на пенсии». Это прекрасно. Но все же я колеблюсь между дерзостью и умеренностью, достойной старости. Энергичность искушает меня браться то за одно, то за другое, вместо того чтобы сосредоточиться на работе над «Великими философами»: например, выступить с праздничной речью перед членами Союза швейцарских банкиров, который в октябре отмечает свое пятидесятилетие³. Конечно, теперь я начал волноваться по поводу того, что я могу и должен сказать этим господам. В качестве названия я предложил: «Свобода и судьба в экономике». От идеи написать статью о берлинском вопросе я пока отказался. Все сильнее ощущаю, что не могу добиться внимания слушателей, возможно, потому, что больше не читаю лекций. Немецкие политики могут привести в бешенство. Вина за то, что ХДС все еще поддерживает Аденауэра большинством голосов⁴, лежит не на Аденауэре, но на обществе – так было всегда.

Скоро вы отправляетесь в отпуск. Желаю вам прекрасных дней и продуктивной работы.

Сердечно

Ваш Карл

1. «Философская вера и откровение».

2. Место жительства родителей Эрны Мерле в Шварцвальде.

3. В честь этого события 6 октября 1962 г. Я. произнес речь «Свобода и судьба в экономике».

4. На выборах в бундестаг в сентябре 1961 г. Христианско-демократический союз потерял свое абсолютное преимущество, но благодаря коалиции с СДП, Аденауэр вновь был избран канцлером.

311. Ханна Арендт Карлу ЯсперсуПаленвилль, июль/август 1962 1

Дорогой Почтеннейший,

Получили Твое письмо, когда собирались уезжать, и я хотела написать сразу, чтобы передать привет в Гейдельберг. Я уже несколько месяцев полностью погружена в историю с Эйхманом, конечно, о статье и речи быть не может, я должна лишь проследить, чтобы работа над книгой не затянулась слишком сильно. Когда я сижу за печатной машинкой целый день, потом очень трудно найти силы на что-то еще. Теперь я пишу в Базель, потому что, по моим расчетам, три недели уже прошли. Мне так стыдно! Как идут дела? Вы работаете с гранками? Какое ужасное занятие. Вскоре мне предстоит то же самое с моей книгой о революции.

Мы снова чувствуем себя прекрасно – здесь, где нам знакомо каждое дерево, каждый булыжник, каждый из многочисленных водопадов. Сидим в нашем старом бунгало и оба прилежно трудимся. Но каждый день ходим на прогулки, и каждый день я плаваю. На следующей неделе Генрих на восемь дней едет в Нью-Йорк, чтобы справиться со всеми делами, но потом вернется на одну или пару недель. Он чувствует себя очень хорошо, но я все же не хотела бы, чтобы он отправлялся в пекло Нью-Йорка, несмотря на то что у нас в квартире довольно прохладно. Я чувствую себя восхитительно, больше не ношу тюрбан, потому что волосы уже здорово отросли. Шрам на лбу уже едва заметен, потому что я сильно загорела. Но он и не кажется столь уродливым – разве что для страховых служб, от которых я надеюсь кое-что получить, чтобы история не прошла даром. И правда, «дьявол лишь оцарапал».