Письма, 1926-1969

7. Генрих Гиммлер (1900–1945) – с 1929 г. рейхсфюрер СС, с 1936 г. начальник всей немецкой полиции, решающая фигура в принятии «окончательного решения». В 1945 г. обсуждал освобождение евреев в верхушках немецкой власти и предложил Западу капитуляцию Германии, после чего Гитлер сместил его с должности руководителя армии и исключил из партии. Покончил с собой в британском лагере для военнопленных.

8. У Х. А.: «Граф Хелльбах», имеется в виду граф Хелльдорф, что доказывает пассаж в немецком издании книги об Эйхмане, отсутствующий в американском издании. См.: п. 380. Вольф Генрих граф фон Хелльдорф (1896–1944) – с 1933 по 1935 г. начальник полиции Потсдама, с 1935 г. начальник полиции Берлина, казнен в связи с обвинениями в сопричастности к покушению 20 июля.

9. Нельсон Р. Мандела (1918–2013) – южноафриканский правозащитник и политик, борец с законодательством апартеида, в 1964 г. после многократных арестов приговорен к каторжным работам.

10. См.: п. 331, прим. 1.

334. Карл Ясперс Ханне АрендтБазель, 12 августа 1963

Дорогая Ханна!

Как великолепно: в Колумбийском университете, по приглашению раввина, зал, переполненный еврейскими студентами, устроившими овацию, – могу представить, как метко и убедительно Ты отвечала! Теперь Ты завоевала евреев и сама стала лучшей еврейкой. Мое беспокойство почти пропало. С силой истины, которой обладают сотни студентов, функционеры и старики ничего не могут поделать, по крайней мере ничего серьезного. Лекций Тебе теперь не избежать. Необходимо довести триумф до конца. Но только если он не угрожает здоровью! Нужно быть осторожнее и обзавестись собственной «лейб-гвардией». Сын Шпрингера¹ (издателя), мы знаем его с юных лет, профессор в США (врач-исследователь), стал жертвой нападения гангстера в Чикаго и потерял глаз. Теперь он, как я слышал, раздумывает о том, чтобы вернуться в Германию и устроиться на работу в отцовском издательстве, от чего прежде отказывался. Но это, возможно, лишь мимолетное желание. Но я скажу Тебе, в чем дело: страх перед Америкой из-за угрозы физического насилия!

Меня очень обрадовало Твое намерение подробнее и точнее написать о немецком «сопротивлении». Я, как Тебе известно, совершенно разделяю Твои взгляды. Поскольку речь идет о важнейшем для Германии вопросе – или о самообмане, от которого Германия до сих пор не хотела избавиться, – здесь необходима предельная ясность. Твоя работа с документами (все планы будущей Германии) просто немыслима. Теперь у Тебя под ногами твердая почва.

Рассказывали ли мы тебе когда-нибудь о беседе, которую однажды в 1944-м Гертруда вела с моим дядей, Тео Тантценом²? Он с самой юности был непримиримым «национал»-демократом, весьма компетентным в политических вопросах (например, я помню его суждения по поводу испанской гражданской войны, во время которой я переживал из-за коммунистов, но он оставался совершенно уверен: при любых условиях, даже в союзе с коммунистами – противостоять Франко!). Они говорили о том, что произойдет после войны. Тео рассказывал о своих идеях. Гертруда отвечала: «Но Ты совсем забыл о евреях!» Он: «Действительно, Ты права. Первое положение конституции: все граждане обладают равными правами», – или что-то подобное. Вот доказательство «забывчивости», даже когда Гертруда сидела прямо перед ним. Это типично. Евреи почти никого не интересуют в первую очередь. Ординарный профессор³ в Гейдельберге, отоларинголог, один из самых страстных противников нацистов, возмущенный преследованием евреев, помогавший им при любой возможности, сказал Гертруде, когда она благодарила его после 1945-го: «Но это было не ради евреев, это касалось каждого из нас, евреи были лишь первыми, следующими должны были быть мы, этого не заметили одни идиоты».

От Трескова сохранилось последнее письмо и описания, приведенные Шлабрендорфом⁴ и Целлером⁵. В своем беспорядке не могу ничего найти. К сожалению, о нем очень мало известно.

Даже на Восточном фронте не было необходимости ничего знать, пример тому сын Радбруха⁶, который в последний раз был дома в 1942 году. Вскоре он погиб в звании лейтенанта. Когда родители рассказывали ему о депортации евреев и убийствах душевнобольных, он говорил: «Вы верите во всякие глупости! Это неправда, такого просто не может быть». Он служил на фронтовой линии в Крыму.

Ты затрагиваешь важнейшую тему, говоря о риске «гражданской войны». Гражданская война была для всех, в том числе и для моего отца, преступлением сама по себе (в немецкой традиции исторического мышления). Это выяснилось в 1934 году, когда отец сказал Гертруде: «…то есть Ты хочешь гражданской войны? К ней приведут Твои требования», на что она ответила: «Конечно, если этому суждено случиться, – всему есть предел». Отец был в ужасе.