Письма, 1926-1969

Вчера вечером мы видели Тебя на интервью с Гаусом, у брата госпожи Вейль¹ в Сен-Луи, у него есть телевизор, который ловит сигнал от самого Майнца. В содержании не было никаких сюрпризов, потому что я хорошо знал его по рукописи. Но телевизионное изображение я представлял себе по-другому. Оно было неудачным: бесконечная смена планов очень отвлекала, Твоя голова иногда казалась огромной, что раздражало, потому что напряженные мышцы шеи напоминали анатомический театр, что снова отвлекало – и выглядело дико. Еще хуже было то, что Гауса не показали ни разу. Слишком яркие блики от лица и рук, как это всегда бывает на телевидении. Но несмотря на все это выражение Твоего лица, к которому мы так привыкли за все эти годы, было прекрасно, иногда казалось напряженным и немного нервным. Спонтанность была искренней и потому вызывала доверие.

Твое прощание с философией² было шуточным, хоть и было изложено в столь серьезной форме. «Политическая теория» – как будто речь идет об экономической или физической теории. Раньше существовала разница между теоретической и практической экономикой. Сегодня люди говорят о политологии, науке о политике. Здесь что-то не так в философском отношении.

Хорошо, что наказание не заставило себя ждать! Студенты требуют от Тебя философии, и, разумеется, они правы. Теперь Ты читаешь лекции о «Критике чистого разума», а в следующем семестре о Спинозе. Я рад это слышать. Подробно изучив каждое слово Спинозы, Ты поймешь, что он не враждебно относится к политике, в чем Ты упрекаешь всех философов за исключением Канта. Скорее совсем наоборот. Все они относятся к политике со всей серьезностью, не считают, что она противоречит их интересам, за исключением Эпикура, который подтверждает Твое мнение своим примером, а также за исключением скептиков (не всех).

Твои слова о Штернбергере подтверждают мое мнение о нем. Но я злюсь только сильнее из-за его приспособленчества и серьезных заблуждений по поводу Федеративной Республики. Но с ним можно поддерживать дружеские отношения, если ничего от него не ждешь. Беседы с ним почти всегда оказываются богаты на поверхностные «наблюдения», а иногда даже приобретают смысл (если речь заходит о выборах и политических технологиях).

Ты подробно пишешь о России. Как я писал Тебе недавно, я успел лишь прочитать газетные заголовки и слышал небольшой пересказ от Гертруды. К тому же из новостей не узнаешь ничего нового. Все больше и больше домыслов.

Суслов тяжело болен туберкулезом. Может быть, современные средства помогут ему поправиться. Но выздоровление займет много времени.

Не догадки, а факты о положении в мире кажутся мне следующими:

Если Россия хочет договориться с Китаем, ей придется ему помочь. Если Россия поможет Китаю, она поддержит своего смертельного врага. Но все это лишь отсрочит неминуемый конфликт.

Россия может захватить Европу с использованием обычного оружия. Теперь, когда стало очевидно, что Америка не станет первым делом прибегать к использованию атомной бомбы или решится на это, только если ей будет угрожать прямая опасность, Россия может рискнуть, чтобы проверить, как далеко получится зайти: возобновить берлинскую кампанию, затем захватить Берлин и пойти еще дальше…

Связи национальных коммунистических партий с Россией начали распадаться, и Ты уже давно это предсказывала. Я разделяю Твою надежду на то, что это продолжится. Это движение я считаю крайне важным. Оно противостоит экзистенциальным предпосылкам коммунизма, который считает себя учением, необходимым всему миру.