Письма. Документы. Воспоминания

Левитан – это человек, много уже пострадавший от борьбы за существование, не глупый, но скептик-индивидуалист, судящий людей зачастую лишь по себе: человек минуты, человек впечатления, нерва, сенсуалист; порой в нем пробуждаются лучшие черты его натуры, тогда он производит хорошее впечатление.

29 декабря [1892]

Вчера был у Светославского, все художники и художники: Маковский, Савицкий, Левитан, Степанов, Серов, Архипов и т. д. и т. д.

Толковал Маковский об Общ[естве] люб[ителей] худож[еств], и со многим, о чем он толковал, нельзя не согласиться.

7 февраля [1894]

Где теперь эти чудные костюмы и декорации, писанные Левитаном по рис[ункам] В. Васнецова, или чудесные декорации К. Коровина?

Я люблю иногда зайти к К. Коровину, посидеть у него в мастерской и поговорить. Очень талантливый, многообещающий человек – он идет впереди многих, но картины его при несомненном колорите плохо нарисованы. Он чудесно начинал; пейзажи его, которые он выставлял на ученических выставках, были удивительны по чувству и простоте.

И.И. Левитан, надо ему отдать справедливость, вначале порядочно-таки у него заимствовал. Теперь он более самостоятелен…

Я жил тогда с Левитаном у О. Г. Горбачевой; у нее жили почти все московские пейзажисты: жил Эллерт[222], Аладжалов, С. Коровин, К. Коровин, Сильверсван…[223]

Зашел раз как-то к нам Каменев[224], посмотрел левитановские этюды, мои, посмотрел, да и говорит: «Пора умирать нам с Саврасовым».

16 февраля [1894]

Вчера после общего собрания зашли с И.И. Левитаном в Татарский ресторан поужинать; толковали о новой картине Сурикова «Ермак»; она еще не кончена, особенно в красках, и колорит ее носит характер сепии; это, говорят, всегда так у него, но затем уже он приведет ее к более колоритному исполнению. Так, говорят, было и с «Боярыней Морозовой». И.И. Левитан в восторге от типов, экспрессии и жизненности.

И.И. Левитан рассказывал мне свою встречу с И.К. Айвазовским, виделся с ним в Третьяковской галлерее; тот совсем не понимает живописи В. Васнецова. П.М. Третьяков возразил на это, что он Васнецова считает теперь самым сильным русским художником.

9 июля [1894][Шашково, Ярославской губ.]

Приезжал Левитан. Он только что вернулся из-за границы; в восторге от картин Тиссо[225]. Прочая живопись не особенно удивила его.

1 февраля [1895]

Сегодня был у художника пейзажиста В.И. Соколова[226]. Он живет у Сергея Тимофеевича Морозова – у того самого, который помогал Левитану и помогает ему и по сие время, сдает ему мастерскую на весьма льготных условиях.

19 марта [1895]

Принимаю участие в благотворительном базаре, устроенном в Благородном собрании великой княгиней. Базар устроен довольно художественно. Самый лучший павильон – это наш – княгини Голицыной. [1 нрзб.] убран коврами, декорация в глубине павильона, изображающая восточный город с водой, писанная Левитаном, очень хороша <…>

А.П. Ланговой

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕВИТАНЕ

Вскоре после покупки моей первой картины на аукционе Общества любителей художеств «Зимний вечер» я в январе 1892 года отправился к нему на квартиру.

Жил он в это время в Трехсвятительском переулке (на Покровском бульваре), занимая в доме Морозовой особнячок во дворе. Это было совершенно отдельное здание, переделанное под жилье из какой-то хозяйственной постройки. Внизу у него были жилые комнаты, а весь верхний этаж занимала прекрасная мастерская.

На мой звонок мне открыл дверь сам Левитан. Уже при самом первом знакомстве он произвел на меня очень приятное впечатление: высокого роста, худощавый брюнет, с умным и чрезвычайно выразительным лицом. Голос у него был приятный, но с каким-то своеобразным глуховатым тембром. В глазах его было что-то грустное, что так изумительно передано Серовым в его портрете Левитана с шахматной доской. Относительно этого портрета я припоминаю, как при встрече со мной Левитан мне сказал, что Серов написал с него портрет, который он, Левитан, считает шедевром. Со слов Архипова я потом узнал, что Левитан был чрезвычайно доволен, что этот портрет попал в Тре[тьяковскую] галлерею.

Когда я Левитану сказал о цели моего прихода, он повел меня наверх, в мастерскую, и начал показывать картины. Мой выбор остановился на марине, хотя это была вещь необычная по сюжету для Левитана. На картине было изображено море в дождливый туманный день. Летит чайка.

Левитан объяснил мне, что картина эта написана им во время поездки в Италию, в Бордигере, причем добавил, что он не видал такого моря, как его изображал Судковский[227], с прозрачной водой, сквозь которую виден каждый камушек. «Я видел грязную маслянистую массу», – сказал мне Левитан.

Картина мне чрезвычайно понравилась, и я приобрел ее.

С этого времени Левитан стал моим близким знакомым; нередко он бывал у меня с другими художниками, а потом стал обращаться ко мне и как к врачу.