Письма из Коврова

А Наташка хотела скосить траву на нашем поле, где мы играем в теннис, но вот кричит меня быстрее подойти и что-то увидеть. Причем мне надо было даже прибежать. Вижу – она стоит с косилкой на обочине, распираемая богатством знания увиденного и предвкушением моей реакции: «Нагнись и смотри!» То, что я увидела, побило грани моих самых крайних предположений: все поле было усеяно россыпью грибов, съедобных, очень вкусных грибов волжанок, которые мы солим. Это была не просто встреча семей, это был настоящий слет грибов. Они образовали замысловатую объемную скатерть поверх земли. Некоторые из них, видимо, так долго тут жили, что приобрели огромные размеры. Мы не сразу заметили «главного». Он присуту-лился Наблюдающим к сетке-рабице. Огромный белый гриб, высотой 22 см, возвышался над всеми. Наверняка трухлявый, враз подумали мы. Но не тут-то было. Шоу маст гоу он! Торжественный съем гриба с ограды и его исследование закончилось радостным воплем: мы его будем есть! (Позже он занял всю сковороду и, один, накормил всех нас.)

Привлеченный нашей шумной возней сосед влез на свой забор: «А мы все тут наблюдали за вашими грибами, пока вас не было, как они тут размножаются. Никто не покушался, т. Наташа сказала, это – Маринкины грибы».

Надо же…

А я между тем вспомнила, как поздним августом, живя под ногами у леса, не имела возможности в лес за грибами сходить, как в душе было завидно на соседей: они таскали грибы корзинами. Еще тогда я сидела на ступеньках крыльца, смотрела на лес и по-детски представляла, как грибы шумной толпой сами ко мне идут через калитку. И вот – они пришли…

1 ноября 2011 г.

Здравствуйте, Маша!

Я подумала, что Маша начала спать после месяца бессонной бодрости. А она, оказывается, просто эти два дня меняла батарейки. И теперь с новым энергетическим запасом не обращает никакого внимания на смену дня и ночи. Одинаково здорово и в четыре утра, и в полдень, и в файв-о-клок заниматься музыкой и любить свою курочку! Магическая перчаточная курочка из коробки для кукольного спектакля – стойкая Машина симпатия – много раз спасала мою десятиминутку сна. Из пятнадцати персонажей, живущих за спинкой ее кровати, где бы далеко в углу курочка ни пряталась, именно она оказывается у Маши в руке, когда я ночью выползаю к ней бледной личинкой из обертки бумажного сна.

Вчерашний музыкальный вечер, который по причине обоюдного удовольствия закончился ближе к полуночи, не предполагал такой моей физической усталости и боли в руках. Дело в том, что Маша вчера впервые выбрала музыку для себя как единственно ей подходящую. Раньше она миллион раз ее слушала, не отдавая ей особого предпочтения, но вчера хотела слушать почти два часа. Это турецкое рондо Моцарта. А выяснилось это очень просто. По обыденному плану перед Машей было положено шесть муз. инструментов, которым соответствовало шесть музыкальных примеров. Выбирая один из инструментов, Маша сразу слушала соответствующую ему музыку. Перебрав несколько раз по очереди всё и переслушав, Маша три инструмента отбросила в сторону и на пол, два остались при ней, а один, из 42 серебряных колокольчиков, напоминающий вязь венка из одуванчиков, она то положит, то возьмет опять. Обычно Маша или теряла интерес через 10 минут и сразу отворачивалась, уползала или отходила, или все разбрасывала за ненадобностью. Но вчера я до боли в руках играла и играла ей турецкое рондо, сцепились ее колокольчики с этой музыкой, а она радовалась и радовалась, двигаясь в ритм. Маша не уставала. Смотреть на это счастливое переживание ею музыки и не быть счастливой самой невозможно. Но, как оказалось в очередной раз, у нас с ней разные возможности. Мне-то уже давно надоело, да и больно рукам: мелкая техника, быстрый темп.

А ей, чувствовалось, что никогда не надоест. Тогда я призналась ей, что больше не могу. Насильно отняла у нее колокольчики и предложила идти в угол, туда, где стоят ее барабаны и барабанчики. Она, конечно, не отказалась, села за них и скучно поглядела на каждый. Я начала играть джазовую музыку, но она убрала руки на колени и положила голову на барабан. Все. Это был конец моему педагогическому мастерству. Нельзя предлагать Скотта Джоплина после Амадея Моцарта.

Казалось, что Маша намекает мне, что вот-вот, и сон придет. Она даже будто уснула, потому что минут десять не отзывалась на имя. Но потом к ней подкралась магическая курочка и спела песенку. Маша, отдохнувшая на барабане, вновь повеселела, про сон не могло быть и речи. И мы целый час на кухне мазались красной краской, рисуя на большом листке ватмана что-то. Думали сначала, что получился пламенный кленовый лист, потом думали, что именно так выглядит пламя любви, но позже уверились, что это – огненная большая бабочка с Огненной Земли…

Сегодня я долго стояла у окна и смотрела. Я чувствовала, что мне уготован какой-то подарок, ловила себя на разных мыслях и не могла уловить. И все же я не спешила уходить.