Письма из Лондона

– Иногда. Сильно скучаю по моим коллегам. А вот по чему я ничуть не скучаю, так это по треклятому парику.

– Что? Парику?

– В Британии судьи и барристеры в суде носят парики. Завитые парики. Вообразите себе такую штуку, какую носил ваш Джордж Вашингтон. Их делают из конского волоса, а потому вся голова зудит ужасно.

– И где же ваш парик теперь? – спросила она, поддразнивая его. – На дне Темзы?

– Ах, какая заманчивая мысль. Нет, пока, на время войны, убран в шкаф вместе с мантией. Одному богу известно, когда они снова увидят свет дня.

Она вдруг поняла, что они уже несколько минут стоят перед «Манчестером». Может быть, он собирается пригласить ее на обед?

Его следующие слова пресекли эту мысль на корню.

– Мне, пожалуй, пора – у меня еще встреча сегодня вечером. Иначе я бы пригласил вас перекусить.

– Что делать. А я попытаюсь поработать до первой сирены. Не могу поверить, что сегодня еще ни разу ее не слышала. Может быть…

– Нет, снаряды прилетят. Не сомневайтесь. Обещайте мне, что непременно спуститесь в убежище. Люди погибают, потому что устали и остаются в кровати, когда начинают выть сирены. Даже если снаряд не попадет в отель, его осколки всегда могут залететь в окно и разорвать человека на части.

– Не волнуйтесь, – заверила она его. – Я всегда спускаюсь в подвал.

– Хорошо. Ну что ж, тогда всего хорошего.

– Всего хорошего, Беннетт. Спасибо, что проводили.

Он развернулся, перешел на другую сторону улицы и вскоре исчез в метро. И только когда он исчез из вида, она побрела в отель, в свою тихую уютную комнату, чтобы читать и работать, пока не раздастся вечерний вой сирен.

– 8 –

Ноябрь 1940

Они могли бы сесть в поезд на север, но станция в Ковентри все еще ремонтировалась после налетов неделю назад. И поэтому Мэри позвонила какому-то другу своего друга, который в свою очередь знал одного автовладельца, готового одолжить им машину.

Они договорились встретиться у станции метро «Тоттенхам-Корт-роуд» неподалеку от квартиры Мэри. Руби пришла ровно в девять часов, но ее коллега появилась только через полчаса – выехала из-за угла на маленьком бойком «Беби Остине».

Когда они вырвались из лабиринта лондонских улиц на главную дорогу, ведущую на север, Руби чуть не выворачивало наизнанку. Мэри не только неслась с сумасшедшей скоростью и с помощью клаксона общалась с другими водителями, она еще и курила одну сигарету за другой, объясняя это тем, что всегда нервничает за рулем.

– Нет, тебе непременно нужно научиться водить машину, – заметила Мэри. – Для женщины это важно. Дает тебе свободу.

– Я с тобой согласна, но в Нью-Йорке никто не ездит, кроме таксистов. Мне казалось, что учиться водить не имеет никакого смысла.

А еще она не могла себе представить обстоятельства, в которых сможет себе позволить купить такую дорогущую вещь, как машина, но этот вопрос сегодня не подлежал обсуждению.

– И тебе никогда не хотелось уехать за город? Подышать свежим воздухом? – спросила ее подруга, выдыхая облако удушающего дыма.

Руби опустила стекло на несколько дюймов, потом ответила:

– Для прогулок есть Центральный парк. Вот где много зелени и свежего воздуха. Но дело в другом. Ты ведь говорила, что тебе не нравится за городом. Поэтому ты и уехала из Шотландии.

– Жить мне там не нравится, но я не против приезжать туда время от времени.

Руби, впервые после того, как села в машину, посмотрела на свои наручные часы. На той скорости, с которой они едут, подумала она, до Ковентри они доберутся к полудню. Тогда у них останется время, чтобы посетить собор, вернее, то, что от него осталось, а потом побывать на первых массовых похоронах, организованных государством. В ночь на четырнадцатое было убито около пятисот человек, и сегодня, неделю спустя, среди развалин все еще находили тела убитых.

Потом они посетят службу, вернее, постоят на почтительном расстоянии, пытаясь ощутить настроение людей, не вторгаясь в их скорбь. На этом настоял Кач, который накричал на Найджела, когда заместитель главного редактора давал Руби задание поговорить с несколькими людьми на похоронах.

– Нет, нет и еще раз нет, ради всего святого – ты хочешь, чтобы она донимала людей, которые пришли похоронить своих близких? Ты в своем уме, Найджел? Нет! – Отмахнувшись от невнятных возражений Найджела, он сказал Руби: – Если кто-то захочет высказаться – выслушай, но ни к кому не подходи ни до, ни после похорон. Даже если все остальные журналисты будут опрашивать всех и каждого.

– Поняла.

– Фотографии собора и города в руинах – вот основа вашей статьи. Вот для чего вы туда едете. Через несколько месяцев, может быть, будет иметь смысл съездить туда снова, но сейчас – нет.