Читаем Письма из заключения (1970–1972) полностью

Не прошло и пяти дней со времени вручения уведомления о вашем письме, как пришло и само письмо и я получил возможность незамедлительно ответить вам.

В моем сером веществе есть отдельные мнемонические преграды, о которые я постоянно – с сальто, спотыкаюсь. В числе их день Аллочкиного ангела. Простите меня великодушно и примите с изрядным опозданием самые искренние и самые дружеские пожелания от человека, любящего ея и знакомого с ея мужем. Что же касается Анютки, то тут еще вопрос, кто кого раньше должен поздравить. Я твердо рассчитываю в недалеких десятилетиях делать это с Аней одновременно («скидываться» на дни рождения). Ну, а пока она еще явно мала – пущай хорошеет и еще настойчивей отстаивает права свободнорожденного дитяти в свободной стране. И не говорите ей, пожалуйста, пошлости: вот, твой папа в твоем возрасте никогда не прерывал взрослых. Папа учился в МГПИ, читал Огородникова и Каирова и должен знать, что теперь уже не воспитывают розгами (как во время его кудрявого детства). Боже мой, а ведь Леня тоже когда-то был маленьким, играл в подкидного дурака и простаивал в длинной очереди за автографами Мамонта Дальского! Уму непостижимо! Он даже не говорил тогда по-итальянски!

Белла Исааковна! Я очень рад, что А.И. дал мне хорошую характеристику. Не мог бы он расписаться и заверить ее печатью. Это я паясничаю, чтобы скрыть смущение. На самом деле так приятно, когда тебя поминают добрым словом. Вы пишете, что нет никаких книжек. Ну как так нет, и слушать не хочу, Вы на себя клевещете. Во-первых, Вы уже писали о некоторых из них, а во-вторых, представляю себе, сколько Вы их еще достанете в самое ближайшее время. Белла Исааковна, в частности, – если Галя сама не достанет – не найдете ли Вы книгу «Тухачевский» в серии «ЖЗЛ». Меня очень просили о ней.

У Лени за время нашей разлуки выработался уму непостижимый (во всяком случае моему уму непостижимый) олимпизм. Так просто сообщить: «Вернулся Красин…» Я ведь совершенно ничего об этом пока не знаю. Как он и что он? Спрашиваю, т. к. по себе понимаю, что он сейчас не скоро соберется на письмо.

Аллочка, умница моя. Отправь ребенка в длительное заграничное путешествие. На воды или просаживать деньги на рулетке в Монте-Карло. Так хочется видеть тебя свободной! Она, конечно, скажет, что тебя-то, положим, не так воспитывали. Напомни ей: да, но зато в наше время были розги.

Крепко вас целую. Книжки можно доставать и без суперобложки. Может, это облегчит способ их изыскания?

Вечно ваш Илья.

Георгию Борисовичу Федорову

9.10.71

Мой дорогой Георгий Борисович!

Написал до этого листика ответы на много писем, пришедших с опозданием, и не то что утомился, но чувствую, что начинаю повторяться. Но этого – повторений – мне мудрено избежать: главное все-таки в моей жизни – что́ успел прочесть, и что́ успел переварить душевно, так сказать, ну и поделиться незамедлительно. Как же тут без повторений? ‹…›

Мне грустно порой, что гуманитарная мысль как-то вытеснилась со страниц «Нового мира»: критический и публицистический отделы там сейчас на редкость неинтересные. Вот, например, в последнем номере напечатано начало очерка об Америке. Автор его – очень хороший, по-моему, писатель Григорий Бакланов, и очерк, наверно, вполне правдивый – но как же все-таки нашим писателям не хватает стыдливости что ли, чувства неловкости: нехорошо все-таки писать в том именно тоне, который требуется обстоятельствами. О том, что Америка неблагополучна, что ее проблемы – внешние и внутренние – имеют едва ли не вселенские масштабы, – догадаться нетрудно, но куда почетнее и трогательнее, когда об этом вопиет американец ‹…›

И вместе с тем повсюду, точнее, с многих мест, – признаки глубокого и высокообразованного гуманитарного мышления. Мне нравится, что к очень многим, устойчивым, казалось, представлениям в последние годы не прибавляются просто информации, а даются новые исходные, неожиданные точки зрения. Если даже все и вернется на круги своя (такое вполне вероятно), все равно останется след уже не готового, а выстраданного, а выспоренного представления. Об этом я думал, прочтя недавно ст. Баткина в «Вопр. л-ры». Журнала под рукой сейчас нет, но ст. посвящена итал. ренессансу, и мне она открыла многое. Во всяком случае, я перестал во многом метаться от представлений о «человечности» к «жестокости» аморализма упомянутой эпохи ‹…›

Надо бы о многом поговорить, но до другого раза. Крепко целую Вас и Ваших домочадцев.

Ваш Илья.

Юлию Киму

9.10.71

Дорогой Юлик!

Получил твое письмо не очень-то быстро: только на этой неделе, хотя ты и отослал его аж 24-го. По неистребимой и дурной традиции, опять накопил чертову дюжину писем к субботе и воскресенью; сегодня-завтра непременно отвечу, но обстоятельности опять же никак не получится.

Сегодня, в некотором роде, мой день Ангела[155]. Погодка стоит расчудесная, хотя сводки обещали наоборот к этим дням. Ну, да я на них не в претензии за это.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза