Письма из заключения (1970–1972)

О Вите[156] узнал в очень краткой и сногсшибательной информации – от Зиманов. Потом уже написали еще кое-кто и еще кое-кто, но твоя информация куда толковей и подробней, за что я тебе очень благодарен. А еще больше, куда больше, я благодарен обстоятельствам, которые, вот видишь, бывают и такими радостными. Надеюсь получить от него письмо, как только он придет в себя, подлечится. При встрече передай ему, пожалуйста, что я очень рад, нежно его приветствую и желаю всех и всяких благ. Пожеланий поберечь себя (в определенном смысле), наверно, передавать не стоит: уж он-то в большей степени, чем многие, сохранял разумность и трезвость.

Что же касается, Юлик, повторения варианта Гены Алтуняна[157], то это совершенно исключено. У нас на поселения и вообще отпускают редко, а таких грешников, как мы с Генкой, и вообще никуда – разве что чудом. Возможно, в нем и в таком его статусе нуждаются, так как он талантливый технарь. Я тебе объясню кратко, если угодно, что это такое – поселение. Люди ходят без конвоя, получают зарплату на руки (почти всю), но к определенному часу возвращаются в общежитие, где есть начальствующий состав. Если к ним приезжают родные, они могут селиться отдельно. Преимущество такого рода послабления – в случае возврата, срок пребывания на поселении засчитывается (на «химии» не засчитывается). Так что Гене очень и очень повезло. Ну, а мне не очень, только все когда-нибудь будет позади, стало быть, если верить классикам, «будет мило».

Ты очень уж мало пишешь о Ирке. Может, ты и прав: когда-нибудь она это сможет сделать и сама. Я неизменно пребываю в этом пожелании – хорошего душевного самочувствия твоей жены и моего друга.

О себе что ж? Очень туго со временем, буквально занят от подъема до отбоя. Пишу, как видишь (письма, не что-нибудь еще), оптом – прямо впору писать под копирку, читаю урывками, но все-таки в конце концов оказывается, что и то прочел, и это прочел. Через некоторое время оказывается, что и то забыл, и это забыл – сказывается недостаточная углубленность. Надо бы как-нибудь потолковать нам с тобой о том о сем, но я не знаю, до каких книг или статей у тебя дошли руки и что тебя задело. Передай от меня привет всем, кто не пишет: Пете, Вале, Ирке. Пишущим сам передам.

Целую тебя. Илья.

Елене Гиляровой

9.10.71

Леночка!

‹…› Я тебе писал в предыдущем письме о словесной перепалке с Марком по поводу статьи в «Вопросах литературы». Прочитала ли ты эту статью Аверинцева? В последнем из пришедших ко мне «Новых миров» есть статья Баткина об итальянском Ренессансе. Она очень многое мне прояснила – то есть дала некоторые исходные, дотоле неведомые. Хорошее сейчас гуманитарное время – во всяком случае, для академической части неестественных наук (неестественных! Каково? Нечаянный ляп). Из беллетристики меня тронула последняя повесть Ю. Трифонова. Я, кажется, малость оброс сентиментальностью – меня очень трогают в последние годы именно такие, судебные, книги. Опять получился нелукавый ляп: судебные – в смысле о судьбах.

Много поучительных фактов я почерпнул в книге Стернина о художественной жизни России в конце XIX – нач. ХХ века. Там не картины разбираются, а взаимоотношения. Любопытно очень читать о том, как ругался Стасов, какие развеселые ярлычки вешали на Врубеля; там руководители передвижников в один голос говорили даже, что серовская «Девушка, освещенная солнцем» – «сифилис в выставочном зале». Суждения порой очень тонки, главное, что все истоки «измов» пересматриваются; не могу судить о точности анализа передвижничества, академизма, «мир искусства» и т. д. – но он именно тот, о котором еще недавно бы сказали: смелый. Я же говорю, хорошее гуманитарное время – тем более, что и тема еще не столь академичная ‹…›

Постарайся, «старушка», не грустить и пиши, не забывай. Всего доброго тебе и семье.

Илья.

Юрию Дикову

10.10.71

Дорогой Юра Диков!

‹…› Писал ли я тебе, что уже скоро год… строками Тарковского: «Мне на Земле ни свободы, ни хлеба не надо, Если мне царские крылья разбить не дано». Когда бы! Это ведь идеал идеалов, только как достичь плотской нечувствительности светлых Антониев?! В этом дело: из-за недостижимости такового и придумываются, я думаю, всякие всякости: талант, работа, семья, которыми нельзя жертвовать. Я уже тебе третьему привожу слова Мачадо, выуженные в «Вопросах литературы»: «Поэзия – это кое-что из того, что делает поэт». И наука, я думаю, и что угодно. Кое-что «кое» обширное, магическое, драматическое, какое хочешь, но кое-что от обязанности жить не без совести это не освобождает. Ты все себя терзаешь, но ежели ты грешник, так я совсем злодей, а между тем надобно продолжать жить ‹…›

А из статей Аверинцева, названных тобой, я смог прочитать только о греках и востоках (?) (иудеях). Ощущение примерно твое; мы с Марком очень подробно по этому поводу сцепились, узнай у него, голубчик, детали, прочитай. А мне еще писать и писать «Как будто б в году воскресенья одни». Как будто нет?!