Письма к друзьям

[Арль, вторая половина сентября 1888]

Благодарю за письмо, но меня немного удивляют твои слова: «О, сделать портрет Гогена невозможно!» Почему невозможно? Какие глупости! Однако я не настаиваю, так что не будем больше говорить об этом обмене. Значит, Гоген, со своей стороны, и не подумал сделать твой портрет. Ох уж эти портретисты! Живут так долго бок о бок и все никак не соберутся попозировать один другому и разъезжаются, не сделав портретов друг друга. Ну ладно, я не настаиваю. И повторяю, вопрос об обмене на этом закончен. Я надеюсь сам когда-нибудь написать портреты с тебя и Гогена: это произойдет в первый же день, когда мы съедемся, а этого не может не случиться.

На днях я буду делать портрет того младшего лейтенанта зуавов, о котором я тебе писал и который теперь отправляется в Африку.

Почему ты мне ничего не сообщил о твоих планах насчет военной службы?

Теперь поговорим немного о твоем намерении провести зиму в Арле. Я нарочно устроился здесь так, чтобы иметь возможность приютить кого-нибудь в случае надобности. Если бы Гоген все-таки приехал!.. Он еще не отказался окончательно; но даже если я смогу устроить тебя здесь у себя, то все равно не думаю, чтобы ты мог прокормиться тут меньше чем за три франка в день, а то и за четыре.

Конечно, мы могли бы в случае безденежья готовить дешевую еду в мастерской: таким образом можно все-таки кое-что сэкономить. Жизнь здесь, повторяю, немного дороже, чем в Понт-Авене. По-моему, ты там платишь только два с половиной франка в день за все, включая жилье.

А если тебя больше всего соблазняет писать бордели, что само по себе превосходно, то, между прочим, это тоже не делается даром!

Повремени с этим, покуда не наденешь мундир: солдатам и здесь и повсюду можно многое делать даром.

Я, правда, написал, например, этюд «Ночное кафе», но хоть это и место свиданий, где время от времени видишь за столом какую-нибудь проститутку с ее клиентом, тем не менее я не сумел еще сделать настоящий бордель именно по той причине, что сделать это хорошо и всерьез я могу, лишь истратив больше денег, чем у меня есть.

Повременю с этой картиной до тех пор, пока мой кошелек не станет потолще, иначе мне все равно ее успешно не завершить. Это не значит, что мы с тобой не сходим туда выпить пива. Мы заведем там знакомства и будем работать наполовину по воображению, наполовину с моделью, а если захотим, то, наверно, сумеем написать и картину; но сейчас, пока я один, мне это не к спеху .

Все наши лучшие планы и расчеты слишком часто срываются, в то время как, пользуясь случаем и работая изо дня в день как придется, делаешь много такого, чего от себя вовсе и не ожидаешь.

Следовательно, я никак не могу звать тебя сюда со специальной целью, без сомнения похвальной, – писать бордели. Повторяю: у тебя будут все возможности к этому, когда ты станешь солдатом, и в твоих же интересах обождать с этим, пока ты не наденешь мундир. Но, дружище, хочу тебе сказать ясно и определенно: поезжай отбывать службу в Африку. Юг очарует тебя и сделает великим художником. Сам Гоген обязан своим превосходством югу. Вот уже много месяцев я вижу более яркое солнце, и в результате этого опыта получается, что с точки зрения цвета незыблемыми для меня остались лишь Делакруа и Монтичелли – художники, которых в наши дни несправедливо считают чистыми романтиками, людьми с непомерным воображением. Видишь ли, юг, который так сух у Жерома и Фромантена, – это, прежде всего, край, чье бесконечное обаяние может передать только настоящий колорист и только цветом.

Надеюсь, ты вскоре опять мне напишешь.

Не беру на себя смелость звать тебя сюда. Если человек захочет это сделать по своему желанию, это уж, ей-богу, его дело. Но советовать ему это не стану ни за что. Что до меня, то я остаюсь здесь и буду, конечно, очень рад, если ты проведешь зиму со мной. [Б 16]