Письма к Олафу Броку. 1916–1923

Мне больно, что и мне приходится чернить моих соотечественников. Но могли ли мы упасть так глубоко, если бы в нас было больше любви к родине, бескорыстия, чувства самопожертвования?.. Все думают о своих выгодах, удобствах, карьере. До слез больно, горько.

На сем обнимаю Вас и деток. Целую ручки дорогой Нины Ивановны. Счастлив, если смог угодить Ей.

Ваш неизменный Гулькевич

38 7 XI 1918 Стокгольм

Дорогой Друг,

Начал писать Вам вчера, заполнил три страницы. Помешали мне кончить послание. Принимаюсь за него вновь. Спасибо за добрые Ваши слова от 3-го сего месяца, полученные вчера. Еще до получения их я собирался faire amend honorable[219] относительно степени «злобности» моих слов относительно Г-са[220].

Я также хотел сказать, что статьи его у Рольфа[221] несомненно полезны для широкой публики. Но грех, когда переводите эти статьи. Вы не должны себя разменивать на такую мелкую монету. Когда я вижу такие жертвы, совершенно непроизводительно с Вашей стороны, меня охватывает печаль – [неразб. – ред.] «злобность». Она направлена именно против Вашей доброты, которой так бесцеремонно злоупотребляют… Ваши слова о желании «послужить» России глубоко трогают меня, но Вам ли их произносить, Вам, который все время творит добро на пользу ее? Новый случай Вам представился ныне приложить руку к строительству ее – поступить в кооперативную семью. К Тапильскому, конечно, который очарован Вами, но не [неразб. – ред.].

Мой торговый агент написал Вам письмо с предложением сотрудничества. Вы знаете мое мнение относительно русской кооперации. В ней я вижу залог того, что при ее помощи возникнет новая, светлая, демократическая Русь. В ней почетное и для Вас место. Но условий финансовых не заключайте, не спросив благословения няни: не продешевите себя.

Очень возможно, что я в ближайшем будущем проведу несколько часов в Христиании. Меня зовут на совещание наших представителей в Париже. Если таковое состоится, по пути в Берген остановлюсь в Христиании только несколько часов, ночь. Оттуда же – несколько дней. Туда хочу следовать почти тайно, дабы те часы, которые буду иметь в распоряжении, не тратить зря с равнодушными, неинтересными людьми. Вас извещу, как только определится срок поездки. Крепко обнимаю Вас и деток, целую ручки дорогой Нины Ивановны.

Всем сердцем Ваш Гулькевич

Как счастлив буду свидеться с Вами!

В кооперации у Вас будет начальником чудный человек, мой торговый агент Борис Александрович Никольский[222] – человек, которого я искренне люблю. Обожает Россию, не врет, благожелателен, о своих интересах не думает никогда. Широко образован и богато одарен. Милая жена у него – Наталья Ивановна – почти то же имя, как у Вашей, две милых маленьких девочки.

39 9 XI 1918 Стокгольм

Дорогой Мой,

Вы нас столько баловали Вашей добротой к России, к русским и ко мне лично, что у меня иссякли не чувства благодарности, по поводу все новых Ваших благодеяний, но средства выражения таковой. Чувства безграничной признательности, растроганности, переполняют сердце, но высказать это, передать словами, не истрепавшимися от столь частого употребления, как-то не чувствую возможности. Поэтому примите молчаливое, но горячее уверение в том, что все добро, которое Вы творите, сознается мною и что с божьей помощью наступит день, когда Родина сама Вам скажет русское спасибо. Само собою понятно – мы Ваши слуги. Все Ваши поручения, в том числе и заботы о водворяемых в Норвегию, будут свято выполнены. Жду лишь указаний. Не могли ли Вы при этом добиться, чтобы Urbye[223] было предписано пропускать по моим телеграммам, помимо 200 семейств, тех, которых я отправляю на Мурман. У нас около 100 офицеров в Финляндии. Хотелось бы их видеть на Севере. Семьи их останутся, по всей вероятности, в Финляндии. Но их самих хотелось бы оттуда выцарапать и пристроить к делу. Первое время они будут следовать Стокгольм, Христиания, Тронхейм. Надеюсь, что впоследствии удастся выпрямить маршрут и направлять их Хапаранда – Боден – Нарвик. Брантингу послал несколько слов. Надеюсь, что Швеция не пожелает отстать от дорогой Норвегии.

Относительно Вашей кооперативной деятельности думаю, что следует начать работать и, если позволите, няня определит содержание от 500 до 1 000 крон в месяц, в зависимости от того, будут ли Вас очень беспокоить или вовсе нет.

Радость Вас обнять была так близка! Обстоятельства несколько отдалили ее, но, кажется, ненадолго. Моя поездка в Париж должна, во всяком случае, быть секретом для Миссии. Спешу отправить письмо, впопыхах даже поклон друзей. Целую ручки дорогой Нины Ивановны. Вас и детей обнимаю.

Весь Ваш Гулькевич

Издержки по телегр.[аммам] в Омск сообщу по получении ответа.

40 12 XI 1918 Стокгольм

Мой Дорогой,