Письма к Олафу Броку. 1916–1923

Простите за неприличный клочок бумаги, но другого под рукой нет, а письмо хочется отправить еще сегодня вечером. Ваши милые строки, пересланные через герцогиню, получил в исправности. Радуюсь, что Аз. – Аз.[224] сделал Вам предложение и от имени его организации. Это делает честь его проницательности и деловитости. Вы им, конечно, будете полезны, но я очень просил бы Вас поработать сначала у Тапильского[225], с которым Вы уже спелись, и подрядиться к Аз. – Аз. только по прошествии известного стажа в кооперативном деле. Иначе наука будет у Вас в загоне, а этого няня дозволить не может. Ответьте ему любезно (или перешлите это письмо) и предложите свои услуги когда, испытав свои силы, увидите, что и науке сможете отдавать должное, и Тапильскому и у Вас остается еще досуг для Аз. – Аз.

Впопыхах обнимаю всех.

Ваш сердцем Гулькевич

41 12 XI 1918 [226] Стокгольм

Дорогой Друг,

Спасибо большое, большое за оба письма: одно доставленное милою герцогиней, другое – express[227].

1) Очень доверительно: было бы вполне естественно, чтобы организации Тап.[ильского][228] и Аз.[анчеева][229] работали рука об руку. Собственно, они друг друга взаимно дополняют, и Вам быть их объединительным звеном, было бы идеалом для обоих. Но, по-видимому, А.[занчеев] оскандалится и на своем месте не останется, по всей вероятности. Если А.[занчеев] будет уволен, то лучше будет, если Вы к его предприятию не прикасались. Поэтому я считаю, что Вам следовало бы переслать ему прилагаемое «официальное» мое письмо, которое Вы как будто бы и приняли за руководство.

2) Косаренко[230] был у меня днем, сегодня. Произвел лично такое хорошее впечатление, что я решился сказать ему, что он огорчил Вас недостаточной искренностью. Прочел ему отрывок из Вашего письма, лишь один абзац из всего его касающегося. Он реагировал довольно прилично: сконфузился, сказал, что тут вышло «маленькое недоразумение», которое постарается немедленно разъяснить Вам письменно. Поступок его, действительно, неправильный. Украинцы бегают за Амер.[иканцами], и он надеялся воспользоваться Вашим авторитетом, чтобы проникнуть к Шмедеману[231]. К счастью, Шм.[едеман] тупица, и большого результата их свидание, вероятно, иметь не будет. Баж.[232] здесь стучится не безуспешно к Амер.[иканцам], но тут недалекость Баж. служит гарантией… Косаренко придет обедать в субботу вечером и тогда мы весь вечер будем спорить и толковать.

3) За [неразб. – ред.] няне следовало бы бранить Вас за растрату сил. Но результат так удачен, что у нее на это не хватает духа.

4) Об Арнде[233] будет послана завтра вторая телеграмма. По получении ответа сообщу расход.

События в Германии производят удручающее впечатление. Революция разыгрывается по русским нотам, но значительно более accelerando[234]. Если Иоффе[235] вернется в Берлин и союзники не потребуют отозвания представителя этой «враждебной» державы, то образуется единый сплошной революционный германо-русский фронт. Сломить его флотом из Балтийского моря окажется тогда более трудным, нежели при состоянии отрезанности Совдепии от всего мира. События идут, однако, так сокрушительно быстро, что предсказывать что-либо едва ли удобно. За Скандинавию я почти что спокоен. Маленькие уличные беспорядки очень возможны, в особенности в Стокгольме, но мне не кажется, чтобы они могли принять размеры событий на Востоке и Западе.

Путешествие мое в Париж отсрочено на некоторое время. Но я все же живу радостью в скором времени обнять дорогих жителей [неразб. – ред.]. Делаю это, покамест, на письме впопыхах.

Ваш всем сердцем Гулькевич

Считаю вполне правильным, чтобы Николай[236] считал Ваше вознаграждение в 1 000 крон ежемесячно. Скажу ему об этом при свидании. Когда Аз.[анчеева] уберут, тогда Вы без риска быть впутанным в нежелательный инцидент, сможете связать обе организации на благо дорогой Руси.

42 27/14 XI 1918 Стокгольм

Дорогой Друг,

Каждый раз, что принимаюсь писать Вам, убеждаюсь в том, что наши обыденные слова не сделаны для того, чтобы выражать те чувства, которые Ваши доброта безграничная и ласка вызывают во мне. Видно, когда складывался язык, не было еще на свете таких очаровательных людей, как Вы, столько же благотворивших, как Вы. Не знаешь, за что благодарить – столько накопилось благодеяний, оказанных Вами.