Письма к Олафу Броку. 1916–1923

Очень и очень огорчило меня, что пришлось Вам дать такие грустные вести о г-же Kriegman. Шлю Вам чувства искреннего соболезнования. Странно, что Вы вспомнили о ней как раз в ту минуту, когда она переселилась в лучший мир. Как тут не верить в телепатию? Письмо, которое не мог доставить по адресу, при сем прилагаю.

Сердечно поздравляю с миром[294]. Какой он ни есть, все же он знаменует официальное окончание убийств, уничтожения благ человеческих и причинения неисчислимого количества горя и печали. Люди так привыкли мыслить и даже чувствовать по шаблону, что сегодня как-то легче думается и верится в лучшее будущее, если не для нас, то, по крайней мере, для остального человечества.

Не могу похвастать успехом относительно устройства санитарного отряда. Не вышли мы еще из стадии разговоров и смены проектов в исканиях наиболее целесообразного. По кристаллизации наших решений немедленно извещу Вас. В Копенгагене занялись грандиозным планом International Russian relief. Если Вас интересует, пришлю Вам проект устава, предусматривающего дальнейшие учреждения и в других странах. Думаю, что основывать Вашу организацию по нашему примеру, ожидая, чтобы она вышла в нечто конкретное, не стоит. Ведь благодаря Вашему почину и в Стокгольме нашли себе прибежище… семейства. Какую бы форму оказание санитарной помощи не приняло – все же это будет облегчение страданий и пресечение возможности дальнейшей заразы. Если хотите, запрошу Юденича[295], какой вид помощи ему наиболее нужен. Телеграфирую ему, дабы Никольский[296], который к нему командирован, мог привезти ответ в будущую среду. С Вашей стороны Вы бы могли сообщить мне, что Вы вместе с Нансеном замыслили в Норвегии. Юденичу будет полезно и приятно знать это.

Потом новая просьба: только что получил из Гельсингфорса письмо от Нольде (профессор политехникума, бывший Товарищ Министра Иностранных дел)[297]. Он купил у Н. Н. Покровского[298] 3 000 крон из денег, привезенных Ив.[аном] Ив.[ановичем] Вульфсбергом[299] для Покровского в Христианию. Можете Вы быть самим собою (т. е., ангелом) и позвонить Вульфсбергу, прося его подготовиться, дабы иметь возможность выслать деньги Нольде, как только он прибудет сюда и потребует их?

Целую ручки дорогой Нины Ивановны, Вас и деток обнимаю. Когда собираетесь в Nykirke?

Неизменно Ваш Гулькевич

:

Вернувшийся с фронта Юденича, остался доволен виденным – духом крепким, дисциплиной хорошей, продовольствием налаженным.

Красинского не видел и не знаю.

54 10 VII 1919 Стокгольм

Дорогой Друг,

Не взыщите за долгое молчание. Дела было непосильно много. Приходится хлопотать о деньгах для Юденича, и это еще труднее, нежели доставать продовольствие.

Письмо Пилара[300] меня очень забавило. Жало было направлено не против Вас и не против Нансена, а против Вашего покорного слуги. Наши дороги давно разошлись, к великому моему удовлетворению. Я о нем никогда не вспоминаю, но он задыхается в злобе ко мне. Недавно вышло прямо неприличное столкновение. Пилар обратился с жалобою на Васильева к Сазонову[301], о чем оповестил меня в такой неприличной форме, что мне не оставалось иного пути действия, как отправить его же письмо без комментариев в Париж. Результат получился обратный тому, которого ожидал Пилар.

Но все это не нужно и бесполезно, особенно в такую серьезную минуту. Я уже не говорю о том, что Пилар много обязан мне тем, что сидит еще в Христиании. В союзнических кругах узнали зимою, что Пилар виделся с Хинтце[302] и пр. Тогда Гирс[303], Маклаков[304] и Набоков[305] поручили мне «рассчитать» Пилара. Я, быть может, Вы помните, отказался исполнить это, считая невыгодным поднимать скандал в настоящее «безвременье» наше. Слава богу, если Ваш инцидент благополучно исчерпан. Мне было бы крайне больно, если бы Вам пришлось терпеть неприятности из-за меня.

Когда у Вас определится и наладится, что Вы пошлете в Петроград, поставьте о том в известность Проф. Влад.[имира] Дмитриевича Кузмина-Караваева[306]. Он заведывает всем продовольствием у Юденича и Вам нужно быть с ним в соприкосновении. Я его предупрежу, что будете ему писать.

Несказанно обрадовали Вы меня известием, что у Вас все растет и цветет хорошо. Очень возможно, что мне удастся полюбоваться Вашим чудным гнездом. Если на будущей неделе придется приехать в Христианию хлопотать о займе, то буду отводить душу у Вас и с Вами. А покамест нежно обнимаю Вас, деток, целую ручки дорогой Нины Ивановны.

Ваш Гулькевич

Очень обрадовал меня Ольденбург[307], избрав Carl Størmer[308] членом корреспондентом. Это добрый знак, что, несмотря на ужасы революции, наука теплится. Она – залог нашего спасения.

55 16 VIII 1919 Стокгольм

Дорогой Друг,

Обращаюсь к Вам с большою просьбою: не можете ли Вы убедить Ольсена[309] поручиться у Фолькмара[310] (Den Norske Handelsbanken[311]):