Читаем Письма к Олафу Броку. 1916–1923 полностью

Письма к Олафу Броку. 1916–1923

Владимир Анатольевич Карелин , Йенс Петтер Нильсен , Кари Ага Мюклебуст , Константин Николаевич Гулькевич

Если он повторит в Англии, что он говорил о большевиках в Норвегии, большинство беженцев не будет знать пределов… Этому нужно помешать. Одна из grief[721] беженцев против Нансена – его marotte[722] относительно возвращения эмиграции в Россию – «репатриации» их, как принято говорить теперь. Добровольно никто не пойдет, а те, которые решатся пойти, вероятно, ни в чем замечены не были и могут и без гарантий Нансена вернуться. Гарантии, обещанные Нансеном, не имеют: 1) подлость большевиков, к несчастью, устанавливать уже не приходится: это общеизвестный факт, 2) если потребуется, можно будет сослаться на какой-нибудь ревком, который ослушался Центральной власти. Ведь и ужасные убийства царской семьи не были предписаны из Москвы, о них позаботилась власть на местах. То же станет с теми наивными людьми, которые положатся на еще более наивного, к сожалению, Нансена. Ужасно больно так писать о человеке, которого боготворишь и перед которым преклоняешься за его «стихийную» деятельность на помощь голодающим. Но можно сравнить этого праведника, создающего все из ничего, [неразб. – ред.] либо на свете. Это не Hoover[723], которому приходится только «распределять» мощный поток богатств, посылаемых Америкой…

Буду ожидать Вашего решения и возможного ответа Нансена с неописуемым нетерпением. Прошу передать только, если Нансен не приедет сюда. Если в последнюю минуту он решит приехать, то передам ему все на словах.

Только что был вместе с Ефремовым у Lange[724]. Провели там очаровательных два часа в очаровательной норвежской семье. Сердце просто отходит у них. [Неразб. – ред.] уже не было. Она вернулась к своим занятиям в Sorbonne. Радуюсь страшно поездке Ниночки[725] во Францию. Куда направляется она? Дай ей Господь всякого счастья и полной удачи в занятиях.

Пока не о чем больше писать. Нежно целую ручки дорогой Нины Ивановны. Вас и деток крепко обнимаю.

Ваш всегда всем сердцем Гулькевич

Перечитываю еще раз мое письмо к Нансену. Мне все же кажется, что послать его следует. Кто же иной может ему это сказать? Не знаю, как будет с беженцами – они jubilerer[726] по поводу действий Sir Samuel Hoare[727] в Константинополе. Они хотят иметь его на месте Нансена. Неужели Нансен дожидается, что его «отставят»? Приличный предлог сумеют всегда найти, но обидно все же будет. Моим колебаниям кладет конец убеждение, что дорогая Нина Ивановна разрешит послать письмо по адресу , если будет уверена, что письмо Нансена не обидит, и что мой поступок правилен, не нахален и не бестактен…

116
23 I 1922 Pension Mathey (la residence) Route de Florissant

Дорогой Друг,

Только что получил дорогие строки от 19 сего месяца. Хочу, не вставая от стола, благодарить дорогую Нину Ивановну и Вас за добрый, дружеский совет. Раз Нансен[728] приезжает сюда, то очень хорошо сделали, что не передали письма. На словах, по моему убеждению, куда «приятнее» говорить «неприятные» вещи.

Говорить же Нансену то, что мне подсказывает внутреннее чувство – очень «пенибельно»[729]. А сказать нужно, ибо я вчера по секрету узнал из достоверного источника (конечно, этого в Париж не сообщил – честно ли это?), что Нансен в свой договор с большевиками внес новый параграф, в силу которого большевики приобретают право доставлять посылаемые через организацию Нансена пакеты (2,5 и 10 долларов), если это им неприятно по политическим соображениям. Или доставлять только часть посылаемого…

Не знаю, что делается с деньгами, посылаемыми отправителями… Представьте себе, что произойдет, когда это сделается известным эмигрантам и даже не предубежденным против Нансена людям? Договор с ними он заключил как агент, теперь же становится сообщником в воровстве посылаемого голодающим. Представьте себе бурю, и заслуженную! Это не более, как плутовство: брать на себя обязательство доставлять пакет, когда [неразб. – ред.] полностью или в лучшем случае часть таковых поступает в пользу большевиков. Едва ли пошел бы на это Hoover…

Дорогой, дружеский совет не писать по-норвежски принимаю с бесконечною благодарностью, но оговоркой: до того времени когда научусь дорогому для меня языку – лишний повод учиться ему…

Отчет о свидании с Нансеном пришлю немедленно. Пока целую ручки дорогой Нины Ивановны, Вас и деток с включением дорогой путешественницы обнимаю и несказанно благодарю за все.

Ваш всегда Гулькевич