Ходили в бар с друзьями, курили около бара. Подошел бездомный, сказал, что хочет купить что-нибудь в подарок дочери, возможно панамку, а может быть даже что-то из косметики. Просил денег. Мы дали. Он смотрел на нас с благодарностью, словно пытаясь оправдаться, говорил, что он никакой не бомж, что просто так сложились обстоятельства, мы отвечали, что все понимаем – так сложились обстоятельства. Он знает, что дочь живет с матерью и она очень счастлива, у жены – бывшей – новый мужчина, но дочь не называет мужчину папой, поэтому дочери хочется что-нибудь подарить – панамку или, может быть, косметику.
Я не злюсь на маму так, как злилась раньше. Я перестала испытывать злобу, теперь ощущаю только печаль и иногда равнодушие. Она не говорила о том, чем твоя смерть для нее стала, она тоже была ребенком, когда ты умер, и проживала горе не как мать – валидируя, – а как старшая сестра, тянущая одеяло на себя. «Я пойду к подругам, мне нужно помолчать». Уходила к подругам, молчала в гостях, когда ей наливали горячий чай и терпели ее беззвучное присутствие. Нам с братом тоже хотелось молчать, говорить, кричать, спрашивать, делиться эмоциями, но у нас ни о чем не спросили, мы делали вид, что так и должно быть, старались не заметить, что тебя больше нет. С кем мы только не обсуждали твою смерть – только не друг с другом.
«Почему ты считаешь, что твое несчастье важнее моего?» – спрашивала мама, когда я многозначительно молчала о твоей смерти.
Глава пятая
1 мая 2006 года