Письма к отцу

Ты покупал газету «Советская Россия» и читал ее. У нас весь дом был завален этой газетой, она торчала из каждого угла, доставалась в самые нужные – нежные – моменты: для того чтобы просушить на ней абрикосы, сорванные с дерева, растущего у нас во дворе; для заворачивания рыбы, которую ты привез с рыбалки, а потом высушил; для разжигания костров – благодаря им ты готовил шашлыки на майские праздники (несколько лет подряд стараюсь проводить майские праздники дома – никуда не выхожу, работаю, занимаюсь с учениками и пересматриваю фильмы эпохи оттепели; шашлыков – после тебя – не было, и вряд ли еще когда-нибудь будут). Газета была черно-белой – черной и белой – как твои детские фотографии, как фотографии твоих бабушек и дедушек, которые они брали с собой на фронт. Другие люди эти фотографии возвращали. Черно-белой – как мои любимые фильмы, снятые через двадцать лет после того, как закончилась война.

Знаешь, папа, прости меня, пожалуйста, но я на секунду подумала, что ничего из того, о чем я пишу, по-настоящему не существовало – ни тебя, ни меня, ни газеты «Советская Россия». Извиняюсь, потому что вбила в гугле название газеты – у нее появился сайт, она стала цветной. Больше газета не черно-белая. А начали ее выпускать – только представь – в 1956 году. Через три года после смерти Сталина. Мне кажется, я все, что только можно, отмеряю по марту 1953-го – месяцу и году смерти Сталина.

Помимо того что газета стала цветной – ничего не изменилось, ты будто бы и не умирал. Фотографии волгоградской «Родины-матери» и плакаты ко Дню труда. Сегодня восьмое мая 2023 года. Завтра важный день для нашей страны, важный для тебя, важный для меня. Газеты взрываются, как взрывались в 1945-м. Европейские – восьмого мая, советские – девятого.

Я не представляю, как бы ты жил, если бы новости читались не в шелестящей, мнущейся под порывами ветра газете, а в смартфоне – маленьком экранчике, куда они приходят каждую секунду. Можно проснуться и, лежа в кровати, только и делать, что читать новости, смотреть, как весь остальной мир живет без твоего участия. А ты здесь – греешься под одеялом, наблюдаешь события, о которых завтра никто и не вспомнит. После того как люди перестали мять в руках газету «Советская Россия», новости обесценились. Они редко кого-то удивляют, хотя иногда – шокируют и тревожат.

Вряд ли ты искал в газете «Советская Россия» плохие новости, скорее – пытался найти единомышленников, тех, кто говорит с тобой на одном языке.

Сегодня девятое мая 2023 года. Очередное девятое мая без тебя и без ветеранов, которых я застала в детстве, а ты никогда не видел парада без ветеранов, ты умер, зная, что им дарят сирень под мажорную музыку – «этот День Победы порохом пропах» – около Вечного огня, а потом они идут в свои крошечные квартирки с висящими на стенах коврами – молчать и выпивать.

В прошлом году я написала тебе скомканное письмо. Мы смотрели с моим будущим мужем «Июльский дождь» (хотя обычно девятого мая я смотрю «Летят журавли», но уже два года не могу заставить себя включить этот фильм, так мне плохо и стыдно – не знаю, перед кем – перед ними, снимавшими, перед собой, любившей, перед теми – пережившими и не дожившими). Пили вино. Он ушел спать, а я, рыдая, написала тебе то письмо, потом укрылась одеялом и дрожала – от бренности мира – как в стихотворении Давида Самойлова, которого я, кстати, никогда не любила, а он не любил Светлану Аллилуеву, влюбленную в него.

Сегодня все иначе. Мы сделали все, чтобы избежать лицемерных речей на параде, – не включали никаких уведомлений. Я проснулась поздно, позавтракала и поехала на педикюр. Старалась не наблюдать за людьми в метро и не смотреть на георгиевские ленточки на Чистых прудах. Скупо отвечала на поздравления мамы, на поздравления других людей не ответила вообще. Читала рефлексирующие, наполненные виной, тревогой, болью посты знакомых писателей и художников, листала восторженные сторис бывших одноклассников – они патриоты: рядят детей в военные костюмы и пилотки, продолжают выкладывать в соцсети фотографии дедов и прадедов. Возможно, это правильно, но это из другого мира, из другой реальности.

На педикюре включила музыку в наушниках – несколько раз прослушала «Враги сожгли родную хату» и – по кругу – «Майский вальс». После педикюра провела урок по Мандельштаму. Читали про «Голодный Старый Крым», который «как был при Врангеле – такой же виноватый». Ощущала боль в районе груди. Хотелось заплакать.

Созванивалась с другом, который эмигрировал в Болгарию. Говорили о стихотворении Исаковского, он тоже его ценит. Я рассказывала о том, как ты любил это стихотворение.

Ближе к ночи включили черно-белый фильм «Мне двадцать лет» – фильм на грани жизни и смерти, – где в каждом вздохе и в каждом жесте ощущается закончившаяся двадцать лет назад война. До конца не досмотрели – досмотрим завтра. Но сцена, где герой идет по московским улицам утром двадцать второго июня под стихотворение Маяковского, вызвала слезы – слезы вины, тоски и боли, слезы очищения.