Папа!
Здравствуй, милый мой, хороший. Хочется поговорить. О многом, бесконечно многом. Смотрю на дату последнего письма и ужасаюсь. Не писала тебе четыре месяца! Куда они делись, почему так быстро пролетели? Почему не возникало желания написать? Наверное, потому что говорила с тобой устно (мысленно!), дома валилась от усталости – на письма совсем не оставалось времени.
Ищу тебя везде, ищу тебя в каждом. Чужую, случайную заботу о себе от других (друзей, коллег, прохожих на улице) связываю с тобой. Будто ты – со мной – через каждого человека. Когда наслаждаюсь солнечными днями (которых в этом московском июле почти не было) – думаю о тебе, когда льет дождь и я сижу с книгой или спешу на очередную, незначительную, встречу, подразумевающую пустой треп в обмен на бездеятельность, – думаю о тебе.
У меня все хорошо. Есть люди, которым я, кажется, дорога. Есть люди, которые обо мне заботятся. Чувствую в себе потребность дарить любовь и заботу, воспитывать в себе «хорошего человека». Но дальше этого чувства пока не продвинулась. Хотя оно приятно. Приятно даже не столько чувство, сколько благодарность за помощь от совсем незнакомых людей. Недавно, когда обедала в кафе, за мой столик подсела девочка лет десяти, просила помочь разобраться с оператором связи, который списал с нее деньги. Рядом с ней сидела ее мать – сутулая, в длинной юбке, в кофте с широкими рукавами, с осунувшимся, уставшим лицом, в черном платке, из которого выбивались грязные седые локоны. Девочка была дружелюбна и общительна. Несмотря на то что меня раздражало ее случайное вмешательство в мое спокойствие – в мое одиночество в этом кафе, – я решилась ей помочь. Созвонилась с оператором, помогла. Девочка улыбалась, радовалась, задавала милые и наивные вопросы, а потом поблагодарила за помощь и поцеловала в щеку. Искреннее этого неожиданного поцелуя в моей жизни ничего не было. Мне еще никогда не было так стыдно от моего невысказанного раздражения.
В другой раз на улице подошел пожилой мужчина – скромный и робкий. Отчего-то сразу понравился. Сказал, что ищет родственников, которые эмигрировали в США. Удивилась тому, как случайное откровение случайного мужчины оказалось неожиданно связано с моей работой. Пригласила его в свой кабинет, поднялись на лифте на второй этаж. Рассказывал о себе: его фамилия Тихомиров (как она отражает все его существо!), он – архитектор, однажды ездил в США и не пытался искать связи с тремя сестрами Ткаченко. Потом ему стало стыдно, и он пытался обнаружить ниточку в России, но не удалось. Пересмотрела все справочники, пыталась отыскать адреса, проследить их судьбы, что было довольно сложно с такой распространенной фамилией. Кажется, помогла. Голубые глаза, нежные, улыбка во взгляде: «Как мне с Вами повезло. Вы ко мне так отнеслись… Как к родственнику. Спасибо!» Пришел еще раз – принес адреса американских поисковиков: «Вот, возьмите, вдруг кому-нибудь еще понадобится отыскивать русских в Америке!» Выражение благодарности, обращенное не ко мне, а ко всему человечеству, отдельный представитель которого мог бы оказаться в его положении.
Конечно, давно известно, что люди прекрасны, отзывчивы, что они умеют благодарить и любить дальних, незнакомых. Конечно, те истории, которые я тебе рассказала, – незначительны и просты (ничего героического!), но важно, что моя отзывчивость и нежность к этим людям была воспитана тобой. За что я тебя благодарю.
P. S. Знаешь, пап, я существую в какой-то бесконечной «иллюзии жизни», «жизни перед стартом». Вчера говорила со своим парнем (да, у меня месяц как есть парень – опишу его тебе чуть позже) о том, что времени не существует, что вся наша жизнь – это «порог», мы каждый день стоим на этом пороге. Это видно даже по дневниковым записям, которые есть не что иное, как фиксация бытового и мимолетного, перечень желаний. Моя жизнь – это прошлое, которое было с тобой в будущем, которое я не вижу без присутствия тебя, пусть и в другом обличье. Люди, которые мне встречаются каждый день, которых ты никогда не знал, которых не знаю я, – связаны с тобой. Вижу объяснение этому только в том, что времени – не существует.