Письма к отцу

Глава третья Конец света

Сегодня восемнадцатое июля 2023 года. Вчера моя мама ожидала конца света, потому что прочитала в интернете о том, что семнадцатое июля 2023 года – опасный день, в этот день, по версии математика Сидика Афгана, должно произойти событие, которое изменит весь мир. «В Афганистане семнадцатого июля 1976 года был переворот. Через пятьдесят лет после переворота что-то случится. Цикл пятьдесят лет», – говорил он в какой-то передаче, а эти слова цитировали в каждом сомнительном СМИ. Моя мама не отличает сомнительные СМИ от тех, которым можно доверять, поэтому верила, что семнадцатого июля 2023 года должно было что-то произойти, с ужасом этого дня ждала. Это ведь сказал не какой-нибудь «маг», а уважаемый человек – математик.

Я знаю, что конца света ожидали и в начале нулевых. Ждали с пятидесятых, семидесятых годов не только в России, но и во всем мире – читала у тех, кто дожил до нового тысячелетия, что их родители, дедушки и бабушки в середине двадцатого века подчитывали, сколько им будет в двухтысячном году, кто из них доживет до конца света.

Мой отец не верил в конец света, мама боялась его, молилась – на всякий случай – и в церкви, и около берез, деревьев, которые до сих пор кажутся ей священными, она – настоящая язычница. Отец погибнет через несколько лет после «конца света», который так и не случится, мама переживет еще не один «конец эпохи» и каждый встретит тревогой и молитвами.

Я не верю ни во что «магическое», ни во что «религиозное», хотя у меня есть карты Таро, а еще я ходила в церковь – около пяти лет. У меня много воцерковленных друзей, много знакомых, которые доверяют астрологам и гадалкам – отдают им деньги. У моих ростовских подруг никогда не было психологов, но всегда были астрологи и гадалки.

Я разуверилась как в идее конца света, так и в мысли о том, что бог существует. Я знаю, что может давать вера в магическое – иллюзию контроля, стабильности и безопасности. Такую иллюзию дарит мысль о существовании бога, такую иллюзию дарит правитель, если ты ему доверяешь и веришь в него. Эту иллюзию дарит отец, который умеет и знает все на свете, от всего тебя спасет и защитит.

Моя мама лишилась властного отца, потом властного мужа, у нее остались только дети, которые не имеют власти над миром, которые сами не знают, как в этом мире жить. Иногда ей кажется, что они разбираются лучше, – она пытается попросить у них совета, но делает это жалостливо, говорит, что совсем ничего в современном мире не понимает. Любимый писатель моей матери – Лев Толстой, ей кажется, что он знает ответы на все вопросы. Человек, написавший «Евангелие от Льва» и придумавший собственную религию, наверняка к такому уважению и стремился.

Я искала отца в других людях – и в атеистах, и в тех, кто веровал. Мой биологический отец не верил в бога, он не был крещен (хотя мы с братом крещены в православии). У тех мужчин, которых я выбрала в отцы после смерти папы, было разное отношение к тому, что недоказуемо, к тому, что объяснить невозможно, – первый мой названный отец хорошо знал Евангелие. Он иронизировал надо всем, кроме веры. Он выглядел как сумасшедший, когда пытался доказать существование бога моим ровесникам и людям младше меня, но никогда от этой идеи не отступался – объяснял, рассказывал, ссылался; говорил афоризмами: «Нет истины там, где нет любви», «Это нужно ощущать, самые главные вещи на земле доказать невозможно, ты их либо слышишь, либо – если родился глухим – нет», «Чтобы воскреснуть – нужно умереть, поэтому я нормально отношусь к тем, кто пока не верует».

Когда хоронили моего второго названного отца, я ощущала себя так же, как когда умер отец биологический. На его похоронах не было священника, пришло много людей. Каждый из присутствующих говорил длинную благодарственную речь, а я рыдала – не могла остановиться. Второй названный отец тоже был атеистом и тоже иронично относился к идее бога, но он отличался от биологического отца тем, что иронизировал и над идеей коммунизма и вообще – не верил ни во что – ни в товарища Сталина, ни в Иисуса Христа, ни во власть, ни в человека. Он верил в прошлое, прошлым – литературой – жил. Ему нравилось и будущее, хотя он относился к этому будущему скептически – считал, что большинство из тех, кто поступает к нему в аспирантуру и занимается его темой, недотягивает до должного уровня. Мой второй названный отец, как и нулевой – биологический, был требователен – к себе и к другим. Я умела нравиться требовательным людям, только такие меня и любили, потому что я знала, как заставить их себя полюбить. Я хотела быть лучше всех – я была лучше всех, потому что со мной никто не конкурировал. Я хотела перестать заниматься литературоведением после смерти моего второго названного отца. Это казалось мне бессмысленным и жалким. Я могу делать что-то важное, только когда за мной кто-то – «Папа, ты смотришь?» – наблюдает.