Письма к отцу

Обе эти библиотеки – мой дом, мое счастье, мой город, мой папа. Каждая из этих библиотек – мое лето. Когда бежишь с утра по бульвару, легкие порывы ветра разгоняют тополиный пух, в воздухе пахнет грозой, но на небе пока нет ни единого облачка, ты несешь в рюкзаке несколько прочитанных книг и знаешь, что сейчас возьмешь новые, потом пойдет дождь, ты сядешь на летней веранде с книгой, получишь от взрослых рассыпчатое печенье и будешь читать.

Я любила готовиться в библиотеках к воображаемым докладам – шестилетняя, я хотела быть похожей на папиных студенток – уметь находить информацию и этой информацией распоряжаться; владеть аудиторией, обладая информацией. В библиотеках я готовилась ко всем семейным праздникам: находила историю праздника и историю каждой страны, которой очередной – тематический – праздник отмечала. День рождения папы – Франция, бабушки – Великобритания, мамы – Португалия. Каждый должен был выучить несколько слов на языке страны, доклад о которой я готовлю, а еще сформулировать о ней – о стране – мнение и уметь доказать свою точку зрения. Папа-географ с любовью относился к таким праздникам и моим утрам в читальных залах библиотек. Мама и бабушка – с интересом, чем бы дитя ни тешилось. После смерти папы закончились страны и счастье, но не закончились места хранения памяти – музеи и библиотеки.

Мы с папой объездили все краеведческие музеи Дона. Во многих из них хранятся экспонаты, найденные моим отцом. Я не знаю, почему ему так важно было увидеть эти экспонаты в неестественной среде обитания, возможно, для него имело значение не увидеть, а показать – мне и моему брату. Развить в нас уважение к прошлому, внимание к настоящему, которое совсем скоро этим прошлым станет.

Я приезжаю в музеи Дона и смотрю на маркеры реальности, которую могу с трудом себе представить, – она очень древняя, доисторическая, дохристианская. Я стою – единственная – в историко-археологическом музее Азова около экспоната трогонтериевого, или степного, мамонта и – совсем как в детстве – поверить не могу, что он когда-то существовал. Шепотом переговариваются сотрудницы музея, уборщица – руки в длинных желтых перчатках – несколько раз заглядывает в зал, чтобы узнать, ушли ли посетители, точнее, одна, единственная, посетительница, – или она, эта уборщица, не успеет сегодня уйти домой пораньше. Мне хочется сказать каждому из них: «Просто дух захватывает, представляете?», но знаю, что никакой дух у них не захватывает, потому что они видят этого мамонта каждый день и эйфория случайной девушки вызовет у них только недоумение.

Я знаю, что сюда приезжают археологи из разных городов и стран, что они потом долго не могут отойти от возбуждения – почти полностью обнаружили останки степного мамонта и собрали их. Я знаю, что степной мамонт хранится в музеях других городов и стран – в музее Лиона во Франции, в геолого-палеонтологическом музее Университета Мюнстера в Германии, в палеонтологическом музее Одессы, в Государственном музее природы и человека в Ханты-Мансийске. А еще знаю, что только в Азовском музее-заповеднике сохранились – и были собраны – два скелета самца и самки мамонта.

У Марины Цветаевой есть очерк, который называется «Отец и его музей». Мы с ученицей его сегодня читали. Отец Цветаевой давно мертв, его музей – живее всех живых. Могила отца, в отличие от могил самой Цветаевой, ее мужа и сына, – существует. К ней – к этой могиле – можно прийти. Но логичнее прийти в музей – государственный, имени Пушкина. Там у меня были лучшие в жизни свидания и лучшие в жизни лекции – когда мы ходили туда всем курсом, были счастливы и влюблены – в свободу от институтского здания и в нежность, с которой преподаватели преподносили нам свои и чужие рассказы.

Отец Цветаевой был семидесятилетним, когда Марина и Ася еще не достигли совершеннолетия. Они поздние дети, они дети – не первые. У него была первая жена. Он женился на ней в сорок два года и любил ее – обладательницу профессионального сопрано и гостеприимства: в доме всегда было много гостей. Самая первая жена – молодая – умерла при вторых родах от горячки. Иван Владимирович скорбел и не верил, что когда-нибудь будет счастлив. На руках у него осталось двое маленьких детей от первой жены. В итоге – Марина Цветаева родилась предпоследней дочерью когда-то любившего другую – не ее мать – отца.

Через год после похорон Иван Цветаев женился на подруге первой жены – строгой, чопорной, самовлюбленной, но очень талантливой Марии Мейн. Он искал мать собственным детям и нашел ее – в той, что не любила броские наряды и шумные вечера, в той, что ценила одиночество и себя. Мария Мейн хотела стать знаменитой пианисткой и прожить долгую жизнь, а еще – родить себе и зрелому мужу двоих сыновей; ей было важно, чтобы сыновья ее защищали – от несправедливости и не-любви. Не сбылось: она музицировала только на домашнем рояле, вместо сыновей родились две дочери (Ася и Марина) и умерла она рано – от туберкулеза.