Письма к отцу

Он любил позднего Платонова, а она – раннего. Они часто спорили с ним о влиянии и воздействии на читателя, обсуждая произведения раннего и позднего Платонова. «В прекрасном и яростном мире…» – как-то начал он, когда она доливала кипяток в его синюю кружку. «Что?» – не поняла, но чувствовала: начнется новый спор. «Рассказ Андрея Платонова „В прекрасном и яростном мире“ – это то, что вы, Таня, в Платонове цените больше всего. Но этот рассказ поздний, написанный в начале войны. Это фантастический рассказ – о двойном восстановлении зрения, которое не имеет научных доказательств. Это рассказ и религиозный – чудесам, которые якобы творит бог, никакие доказательства и не нужны. Это мой любимый рассказ».

Приходит домой и читает, глядя в окно на летние сумерки, в которых она – всякий раз – ощущает себя одинокой и оставленной, сиротой. Рассказ ей не нравится – ни с точки зрения языка, ни тем, как прописаны персонажи. Но она – по привычке и от нежности – читает все, что советует ей прочесть ее начальник, – она ни на минуту не забывает о том, как ей с начальником повезло, гонит от себя мысли о его смерти – нет, он никогда не умрет.

Любимый рассказ ее начальника – о машинисте и помощнике машиниста. Она знает, что тема поездов и человеческих отношений – та, что идет изнутри, из нутра Андрея Платонова. В каждом произведении он пишет о мастере и подмастерье, об отце и сыне. Здесь – «В прекрасном и яростном мире» – «сын» – помощник – восхищается «отцом», который ведет паровоз «с сосредоточенностью вдохновенного артиста». Но машинист неприветлив – он равнодушен к коллегам и относится к помощнику так, будто бы не доверяет ему, – перепроверяет работу. Машинист гордится собственным мастерством и превозносится над другими людьми, ему не хочется учить помощника, он нуждается только в восхищении и самоутверждении.

Она думала о том, что они все атеисты – и Платонов, и ее начальник, и она, но произведение можно рассмотреть с точки зрения христианской оптики – во имя Отца и Сына и Святого Духа. «Отец» – машинист Мальцев – в результате случайной аварии становится слепым, но никто не верит в его слепоту, потому что слепым он оказался только в момент аварии, в другое время герой был зрячим. Его сажают в тюрьму. За него заступается только «сын» – настаивает на том, чтобы перепроверили, заново оценили «виновность» мастера. При перепроверке мастер слепнет окончательно – его выпускают из тюрьмы и дают пенсию – по инвалидности. «Сын» сам становится хорошим машинистом. Он испытывает жалость к слепому «отцу» и, несмотря на прежние обиды, предлагает бывшему мастеру проехать на его паровозе. «Отец» доверяет «сыну», душа его распахивается, и он видит «весь свет» таким, какой он есть, этот «прекрасный и яростный мир», который не должен быть добр по отношению к человеку, но человек может испытать нежность и сочувствие к другому, в этом и заключается свобода выбора – жить во грехе или стараться греха избежать. «Сын» становится «отцом» и защищает «отца» как родного «сына».

Она говорила начальнику о том, что этот рассказ можно прочесть иначе – с атеистической точки зрения: бог-отец не любит сына, не хочет ему добра, но сын так нуждается в любви и тепле, что готов заслуживать эту любовь что есть сил. Они обсуждали, что у Платонова часто «последние становятся первыми», дети оказываются на месте родителей, побежденный учитель дарит портрет победителю-ученику. Они оба знали, что это не только у Платонова, это – вообще – закон жизни и смерти.

Во время этих разговоров они пили чай или вино в его кабинете. Там всегда были открыты коробки конфет – на любой вкус: к начальнику часто приезжали российские и зарубежные исследователи, студенты и аспиранты, журналисты – из онлайн-газет и с телевизионных каналов. Она жадно вслушивалась в каждого посетителя, но молчала, стараясь не выдать собственного присутствия, думая о том, что читает на лице начальника каждую мысль и знает, какую фразу он скажет следующей.

Он не только дал ей первую работу, из-за него она перестала бояться путешествовать. Когда они вместе оказывались в незнакомом ей городе, он легко обходился с официантами, умел вести непринужденные беседы в аэропорту и ориентировался в пространстве свободно, почти без навигатора. Он умел принимать города такими, какие они есть – никогда не критиковал сервис или дороги, не возмущался надписям на стенах. Он всегда знал историю города, в котором они оказывались, и радостно – непринужденно – пересказывал ее, когда они были в пути.