Письма к утраченной

Пока торчал в пробках, пока разыскивал приличную отутюженную рубашку, пока тщился привести в божеский вид шевелюру, пробило без четверти три. Еще десять минут понадобилось, чтобы выбрать для Джесс что-нибудь вкусненькое в мини-маркете. Уилл успел доехать до конца улицы, прежде чем вспомнил: припарковаться возле «Роял Фри» нереально. Он дал задний ход (к вящему неудовольствию «Спитфайра»), оставил машину возле дома и бегом бросился на автобусную остановку. Оказалось, зря потел – ждать автобус пришлось целых пятнадцать минут.

Было почти полчетвертого, когда Уилл, с обувной коробкой в руках и с огромной плиткой шоколада, отворил больничную дверь. Насчет шоколада он уже раскаивался. Сначала он взял коробку конфет, но отверг ее из-за раскрученного, агрессивно-романтического бренда. Хотел было снова купить цветы, потом подумал – какой в них прок? Вспомнил бледненькое личико и остановил выбор на полновесной шоколадке. Теперь гостинец казался до неприличия дешевым и неоригинальным. Но тогда, в мини-маркете, Уилл поспешно бросил шоколад в пустую тележку и ринулся к кассе.

После уличной промозглости больничный воздух обдавал жаром. Уилл взмок, рубашка прилипла к спине. В таком виде он и приблизился, ведомый дежурной медсестрой, к палате Джесс – а хотелось развернуться и бежать домой без оглядки.

Хотелось до тех пор, пока Уилл не увидел Джесс. Она сидела, обложенная подушками, на самой дальней кровати. Заметить и узнать ее не составило труда – Джесс единственная не была окружена хлопотливыми, шумными родственниками. От запястья тянулась пластиковая трубка капельницы. Девушка смотрела в окно, однако повернула голову ровно в тот миг, когда Уилл подошел к ее кровати. На бледных щеках вспыхнул слабый румянец.

– Привет… Джесс. Можно просто по имени? Меня зовут Уилл. Мы уже встречались, только ты, возможно, не помнишь.

– Нет! Помню! – Румянец усугубился, девушка опустила глаза и принялась комкать больничную простыню. – Мне очень стыдно за вторжение. Я знаю, это противозаконно. Я только хотела… пересидеть в доме… пока не найду другое жилье. Я не портила вещи и не трогала то, что мне не принадлежит.

– Не волнуйся! Я пришел совсем не из-за дома! К черту дом! Я хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

Поскольку вид девушки не давал поводов обольщаться насчет ее благополучия, Уилл еще больше смутился, зачастил:

– Я был там. Потом, когда тебя увезли. Хотел выяснить, есть ли родственники у Нэнси Прайс, живы ли они. Ну, чтобы известить их о наследстве. И в ходе поисков наткнулся вот на это.

Уилл плюхнул обувную коробку прямо на кровать. Джесс покраснела еще гуще. В глазах отразилось искреннее раскаяние.

– Письма были спрятаны в комоде. Я нашла их совершенно случайно. Не надо было их вытаскивать, но я…

– Но ты, к счастью, вытащила. К счастью – потому что этим избавила меня от тревоги и сэкономила мне кучу времени.

Глаза у нее, оказывается, серые – а значит, способны меняться в зависимости от настроения.

– В каком-нибудь из этих писем наверняка содержится нужная информация. Ты успела их прочесть?

Господи, будто к пугливой кобылке приближаешься. Одно неверное движение – сбежит, ищи потом ветра в поле. Конечно, не в буквальном смысле – сейчас-то ей бежать некуда, тем более с капельницей. Но Уиллу хотелось завоевать доверие девушки.

– Некоторые успела, – осторожно произнесла Джесс. – Знаю, нехорошо чужие письма читать, только… – Она судорожно облизнула губы и пощупала пластырь, крепивший иголку. – Эти письма адресованы совсем не Нэнси. Все, кроме одного, самого первого, написаны Стелле Торн.

Джесс потянулась за конвертом.

– Видишь? Миссис С. Торн, приходской дом, Чёрч-роуд, Кингс-Оук, Лондон.

– Вон оно что! А я и внимания не обратил. Кто это – Стелла Торн?

Джесс колебалась. Так медлят, прежде чем сообщить что-то очень личное. Наконец она решилась.

– Пока не знаю. А узнать надо. Обязательно.

Какое это было наслаждение – изливать душу.

К удивлению Джесс, парень по имени Уилл не перебивал ее. Придвинул стул, уселся, выслушал все: и про Доджа, и про последнее выступление в Чёрч-Энде. Про то, как Додж оставил пачку денег в машине, а Джесс увидела… шанс освободиться. Как она улизнула от Доджа, как бежала, пока не оказалась в переулке, возле заброшенного дома. Как почтальон принес письмо от Дэна Росински с пометкой «В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ! СРОЧНО!».

– Мне показалось, это судьба. Наверное, ты считаешь меня сумасшедшей…

Уилл улыбнулся как-то вбок. В улыбке были горечь и нежность одновременно, и Джесс воспрянула.

– Нет, не считаю. Я на сумасшествии собаку съел.

Он стал перебирать письма, выпустил из стопки запах сырости. Точно так же пахло в доме Нэнси Прайс.

– Значит, Джесс, ты нашла какие-то зацепки?

– Нет, пока что ни единой. Когда они познакомились, Стелла Торн уже была замужем. Ее муж, викарий, ушел на войну, стал полковым священником в Северной Африке. А тут появился Дэн, американский летчик.

Уилл взял письмо, вгляделся в адрес. Для Джесс цифры и аббревиатуры ничего не значили, а вот он, похоже, умело их расшифровывал.