Письма Непокорного. Том 1 (СИ)

Я был удивлён и огорчён твоим письмом. "...ибо мне кажется, что ты нашёл время для того, чтобы использовать золотую жилу Уотсона". Рискую показаться самонадеянным, но именно Уотсон давал мне новый импульс, и неоднократно. Я никогда не просил у него работы. Это против моего темперамента -- "использовать" людей как бы то ни было. И также против моего темперамента использовать дружбу "в интересах". (...)

Есть ещё и другие моменты, где я не согласен с тобой, но эти более серьёзные, чем остальные.

Если "Приключение" состоит в том, чтобы ждать "фортуны десять лет", как ты мне пишешь по поводу Уотсона; если оно состоит в том, чтобы "жениться на богатстве Бразилии"... это не по мне. Если работа мне нравится и если девушка мне нравится, очень хорошо. В противном случае я совершенно определённо не собираюсь подыхать со скуки в течение десяти лет; даже ради фортуны и состояния.

В заключение, ты пишешь, что я имею целью заделаться "поэтом или хвастливым фарфароном"... возможно, я "глупый осёл", имбецил, и к сожалению не поэт, но за мной числится достаточно актов истинного мужества, чтобы не нуждаться в попытках стать "фарфароном". Приключение, свобода -- это не вопрос "большой удачи и крупного состояния". Свобода в другом -- я был свободным человеком в лагерях. В Гвиане, хоть и без гроша, я познал Приключение.

Когда ты пишешь мне, что надо "спуститься на землю и твёрдо встать на ноги*" -- я отвечаю тебе,что не собираюсь твёрдо вставать на что бы то ни было.

Конечно, на время Х, когда я буду с Уотсоном, ты можешь положиться на меня, и если я смогу привезти тебя в Бразилию, то сделаю это с радостью (без уверений в преданности) -- но не думаю, что для этого тебе нужен буду я. В конце июля попробую разобраться с Министерствами по поводу этого дела с культивированием мака. В следующий раз напишу тебе о Бразилии и расскажу, какие у тебя могут быть шансы преуспеть в том, что я о тебе знаю (но не думаю, что это будет как-то связано с культивированием). Надеюсь, у меня будет возможность показать тебе, что моя дружба бескорыстна.

Конечно, я также огорчён -- огорчением чисто платоническим! -- узнав, что твоё дело лопнуло... Послезавтра я ужинаю с Уотсоном и исполню твоё поручение.

Твой друг

Б.

U

(Вероятно, последнее письмо Бернара д'Онсие привело Сатпрема в отчаяние, так как он в некотором роде ставил в абсолют как дружбу с ним, так и его действия. Нижеследующее письмо обращено к другому отчаявшемуся, который хотел застрелить Сатпрема из револьвера в один из вечеров 1950 перед его отъездом в Гвиану, потому что Сатпрем противопоставлял отчаянию жизнь и приключение).

Рио, июль [1952]

Жаку

Жак

... Я помню только, что вы мне брат по боли. Я пребываю в том моменте, когда находишься на пределе боли, на пределе всего, когда мы бьёмся только для того, чтобы отсрочить момент -- я не знаю чего, малодушия или надежды. О, не волнуйтесь, Жак, я не собираюсь кончать со всем этим. Мне предстоит прожить ещё немало дней. То, что я пережил в концлагерях, длилось дольше.

Однажды вы мне писали "любовь это акт отчаяния духа" -- но когда не остаётся больше ничего, никаких актов духа, чтобы утвердить эту жгучую вещь, которая стучит и стучит в глубинах "я"? Если всё стало пустынным вокруг тебя и в тебе, то что остаётся для утверждения этого непримиримого пламени, этой своего рода бесполезной любви, бесполезной жизни, бессмысленного насилия? В тот самый момент, когда становишься одним отчаянным ДА, кажется, что исчезает это Нет, которое требуется для противопоставления, и всё вроде бы примиряется -- нечто, наконец, утвердилось.

Когда я вышел из лагерей, то был полностью опустошён. Вы понимаете, рождаешься в двадцать лет в пустом мире. Среди всего этого разгрома осталось только воспоминание о необычайной РАДОСТИ, испытанной однажды, когда я, полумёртвый, был лишён всего. Как вам рассказать об этой Радости? Это было рождение другого мира; небытие, а потом внезапно эта непостижимая радость, как будто я находился в центре вещей, в их сердце, это было бесконечное господство, ясность, переполняющая сила... Мне казалось, что я вышел из лагерей только для того, чтобы осуществить эту радость, найти её и установить в себе. Мне казалось, что я обнаружил живое, лучистое сердце существования сквозь всю его жестокость и абсурдность -- как будто человек живёт и экспериментирует только для того, чтобы однажды прийти к ЭТОМУ.