Письма с фронта. 1914–1917

Туманный «фронт», с его радужными надеждами, также теоретичен и может обмануть, как и туманные «курсы», которые так всех влекут и так многих обманывают, засушив душу и погубив в ней источник живых – хотя бы и наивных и только веровых – восприятий. Что толку, что девушка прозрит широту своих прав, наметит радужный горизонт жизни, пренебрежительно учтет мужчину, если… в слоях жизни все остается по-старому, мужчина царствует, женщина рожает и блюдет семейный очаг… К чему ее розовые надежды? К чему она свои пути выцеливает по исключениям, из которых многие все же не дали счастья своим избранницам; повторяю, пора Леле идти в реальную – скажем, скорбную – толщу жизни и в ней-то, а не в молодом тумане намечать ясное решение. Знаю, как это трудно, но на войне мы решаем еще более трудные задачи, когда стараемся побороть упорную, хитрую и вооруженную волю противника… Ей же нужно только побороть жизнь, а для этого нужно в ней разобраться. А «фронт» – это новая проба, новый бросок наудачу. Если присмотреться ближе к миру сестер милосердия, то радости мало. Работа – высокая, большая и трудная – всего не заполняет, а вне этой работы стоит та же неразрешенная Лелей жизнь, которая предостережет ее и здесь и подстережет ядовитее.

Здесь атмосфера нервнее, смерть витает над всем, кладя на людские дела печать и большой азартности, и большой, часто, беспринципности. Человек, который завтра умрет, сегодня спешит жить, рвет соки жизни, увлекая в это опьянение и других… Жалко, что свою мысль мне нельзя иллюстрировать примерами, а они типичны. Вспомни, женушка, «Пир во время чумы» или «Декамерон» Бокаччио… Жизнь на вулкане создает свою канву, которая полна каприза, прыжков и крайностей. В этой ли канве Леля отыщет себе ответы на запросы и найдет пристанище? Да еще с ее нервами и больными притязаниями. Укажу такой, напр[имер], пример. Немало сестер, раньше никогда не куривших, девушек высокого происхождения, начинают на войне курить и курят запоем. И когда говоришь с ними, отвечают, что иначе не могут… Какой же должен быть кругом кавардак и нервоз, если девушка начинает питаться никотином и питается им запоем… Пусть об этом подумают невропатологи или психиатры, но мне эта картина в связи с другими говорит многое, и взбудораженный, больной и неудовлетворенный мир сестры милосердия мне больше всего виден сквозь эту частую и густую пелену табачного дыма. Сейчас получил два твоих письма от 24 и 31.V, а также милое письмо от Юльяновича, в котором он поздравляет меня и тепло вспоминает о нашей совместной работе… Конечно, и среди них есть исключения. Письма твои не читаю, чтобы иметь потом мотив для нового письма. Давай, голубка, твои губки и глазки, а также наших малых, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

P. S. Целую всех других…

Письмо не перечитываю… пусть летит, как оно написано. А

14 июня 1916 г.

Дорогая моя женушка!

Кажется, пропустил целых 3 дня и не писал тебе, но зато это время я не спал почти ни одной ночи. Я опять на поручениях, вызывающих передвижения, а затем ряд распоряжений. Сейчас сижу в штиблетах с гетрами. Штиблеты переделаны из солдатских, сделал еще походную кровать; все это тройное удовольствие мне стоило в переделке 8 руб. Теперь я обувью обеспечен: есть у меня 1) хорошие сапоги, 2) старые (повседневные), 3) переделанные и 4) штиблеты (для носки с гетрами, т. е. с бандажом на ноги). Осип сегодня путал мои ноги и все смеется: он как-то иронически относится к моей затее. Почему он так настраивается, понять не могу.

У меня уже накопилось больше 400 руб., но я все никак не могу найти момента, чтобы переслать их тебе… буду поневоле ждать еще новых денег. Ребятам также не могу собраться написать, хотя тон Генюшиной приписки очень настойчив и не забывает напомнить о карточках. У меня уже есть две карточки, но я пришлю их вместе с письмом Генюше.

Мы с Игнатом придумали, как бороться с блохами: находим полынь, кладем под простыню, и я сплю как убитый… хотя, впрочем, так приходится теперь уставать, что рискуешь проснуться изъеденным наполовину, не заметив этого.

Твоих писем, женушка, тоже что-то давно нет, кажется, последнее от 2.VI; от 31.V не было, от 1.VI – также. Может быть, сегодня я получу сразу несколько.

У вас все по-старому, а теперь, вероятно, стало еще шумнее, чем прежде. Плохо, если Генюше будет передержка по арифметике: придется с ним заниматься, хотя час-полтора систематического труда, не угрожая его здоровью, поддержат в нем привычку ежедневно работать.