Читаем Письма. Том I (1896–1932) полностью

Теперь, вероятно, Шклявер показывал Вам мою статью «Ангелюс», которую м-м Ван Лоо поместила в бельгийской прессе. Думается, что это и есть прямой и достойный ход в прессу. Необходимо иметь друзей не репортеров, но выдающихся писателей, которые, будучи на постоянной службе прессы, могут помещать интересные для публики сведения, может быть, даже получая за них соответственно от газеты. Подчеркиваю, интересные сведения, ибо что-либо исключительно личное или ничтожное и не должно быть вообще помещаемо.

Могу привести также пример здешней местной прессы. В самом начале один из друзей моих предложил мне иметь особого агента для прессы. Но, по обычаю моему, я резко отклонил это предложение, чтобы ни в какой истории не остался бы хотя бы косвенный намек на оплаченную рекламу. И опять мне не пришлось пожалеть об обычном моем решении.

Если я Вам перечислю количество статей и осведомлений, помещенных в очень широкой прессе за текущий год, то Вы будете искренно изумлены как количеством, так и качеством напечатанного; причем всегда интерес проявлялся со стороны, извне. Потому, отвечая на Ваше соображение по поводу подкупности прессы, скажу, что и этот вопрос, как и многие другие, зависит от хороших отношений, от дружелюбия. Конечно, я не предвижу никаких особых мер в этом вопросе, ибо, например, Пакт и Знамя настолько далеки от личного интереса и настолько должны широко захватывать человеческое чувство, что если даже тема сохранения мировых сокровищ будет казаться кому-то ничтожной, то ведь этот некто и не может называться человеком вообще.

Шклявер писал об афинской газете, вспомянувшей благоглупости Гилберта Мюррея и какого-то испанца. Может быть, этот выпад был следствием нового назначения Тюльпинка или просто новым выпадом сил темных и разлагающих. Иногда даже такие антикультурные голоса, которые считают, что в образовании и культуре уже совершенно достаточно сделано, могут быть тоже полезны, возбуждая справедливое негодование людей честных и искренних. По-видимому, это письмо вместит лишь соображение о прессе и отзывах. Пусть и в этом наша точка зрения будет зафиксирована. Вообще наша переписка приобретает летописный характер. Пусть и эта летопись кому-то послужит на пользу.

Шлем Вам всем сердечный привет.

Духом с Вами,

[Н. Рерих]

Перед отправкой этого письма дошло к нам и Ваше за № 16, и я очень рад, что, оказалось, пропажи писем на этот раз не случилось, значит, только пропал № 7.

Как всегда, я совершенно согласен с Вашими соображениями. Таким образом, еще раз я вижу, что там, где я все знаю, и Вы знаете, там и благополучно. Приложения к Вашему письму, как русское, так и французское, также приняты во внимание. Из сообщений о Бельгии ясно одно, что если все будет идти тактично, то и следствия будут хороши. Будем надеяться, что Тюльпинк вполне разберется во всяких административных настроениях и не допустит какой-нибудь гафф[1345]. Думаю также, что если мы в обоюдно ближайшем осведомлении объявим войну против всяких злокозненностей вроде «Потёмкинских деревень» и будем вскрывать тайных шептателей, то и результаты получатся самые желательные.

Я был очень удивлен из Вашего письма узнать, что Церковь Св. Женевьевы вовсе не есть церковь с мощами Хранительницы Парижа, а какая-то другая, о существовании которой мы вообще никогда и не знали. Я очень люблю старинную Церковь Св. Женевьевы и, когда бываю в Париже, всегда не замедлю посетить ее, так же как и Нотр Дам. Тем более было сильно наше изумление, когда мы услышали о какой-то русской службе в Церкви Св. Женевьевы. Сейчас я получил и от Шклявера сообщение, что церковь Св. Женевьевы — какая-то православная, новая группа, мне до сих пор не известная.

Вам, вероятно, Шклявер показывал мою статью «Дружелюбие» и «Памяти Норвуда». Вот в этих линиях доброжелательства и дозорности мы и должны действовать.

Еще раз шлем Вам и супруге Вашей сердечные пожелания.

428

Н. К. Рерих — М. де Во Фалипо*

19 декабря 1932 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб]

Мой дорогой друг,

Премного благодарен Вам за письмо от 5 декабря. Как обычно, в Вашем письме я снова встретил присущее Вам сердечное дружелюбие, и Вы знаете, что я дорожу им самым искренним образом. Ваша новость о возможном сотрудничестве с группой Ситроена доставила мне огромную радость. В каждом сотрудничестве заложено зерно истинного дружелюбия, и большинство писаний высоко ставит это редко встречающееся среди людей качество. Да, мы — оптимисты и всегда должны оставаться таковыми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915
Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915

Переписка Андрея Белого (1880–1934) с философом, музыковедом и культурологом Эмилием Карловичем Метнером (1872–1936) принадлежит к числу наиболее значимых эпистолярных памятников, характеризующих историю русского символизма в период его расцвета. В письмах обоих корреспондентов со всей полнотой и яркостью раскрывается своеобразие их творческих индивидуальностей, прослеживаются магистральные философско-эстетические идеи, определяющие сущность этого культурного явления. В переписке затрагиваются многие значимые факты, дающие представление о повседневной жизни русских литераторов начала XX века. Важнейшая тема переписки – история создания и функционирования крупнейшего московского символистского издательства «Мусагет», позволяющая в подробностях восстановить хронику его внутренней жизни. Лишь отдельные письма корреспондентов ранее публиковались. В полном объеме переписка, сопровождаемая подробным комментарием, предлагается читателю впервые.

Александр Васильевич Лавров , Джон Э. Малмстад

Эпистолярная проза
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза