Читаем Письма. Том II. 1855–1865 полностью

Что же касается до вещей церковных и принадлежащих мне и свите, то некоторые из них при выгрузке или подмочены, или разбиты. Особенно много понес убытку протоиерей Логинов. Немало также утратилось вещей и из путевых моих запасов.

По выходе на берег все мы разместились по квартирам весьма удобно в казенных домах находящегося здесь селения.

Встретив неудачу и в нынешнем году, я уже думал совсем отложить мое намерение посетить Камчатку и возвратиться в Благовещенск. Но 1-го сентября пришел к Сахалину пароход и на нем Г. Контр-адмирал Лихачев, начальник отряда судов, находящихся в здешнем море. Он предложил мне отправиться с ним в Японию, где он обещал дать нам одно из состоящих в его распоряжении судов для отвоза нас в Камчатку, и я решился принять его предложение, иначе надобно было отложить поездку в Камчатку и по Камчатке еще на Год, а быть может и навсегда. И вследствие сего я со всею свитою моею перебрался на пароход «Америку».

2-го числа в полдень отправился наш пароход в предпринятый им путь. На пути заходили мы в Кастри и в гавань Св. Ольги, находящуюся прямо Японии. 9-го числа утром вошли в гавань Хакодате.

Я тотчас же отправился со свитою моею на берег и поместился в доме консула нашего, Г. Гашкевича, где и остаюсь в ожидании прибытия судна, назначенного для отвоза нас в Камчатку.

К сему честь имею присовокупить, что, как я сам, так и все другие со мною, остаемся здоровы. С совершенным почтением и таковою же преданностью честь имею быть Вашего Сиятельства покорнейшим слугою Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

12 сентября 1861 года

г. Хакодате

на острове Иезо в Японии.

Письмо 293

Любезные дети мои!

Вот я и в Японии, куда мы прибыли 9 числа, утром рано. Здесь мы нашли одно только наше судно — «Абрек», но и то сегодня ушло куда-то, говорят, дней на шесть или на 7. И потому, Бог знает, когда и на чем мы отправимся в Камчатку; а когда уйдет «Америка», то мы решительно не будем видеть ни одного судна Русского. Но, да будет воля Господня во всем! Не по своей воле, а по Его указанию я предпринял путь из Кастри сюда. Я поместился в доме консула, а свита моя привитает у отца Николая, а едим все консульскую шею. Я позволил отцу Николаю из состоящего на нем долгу в вашу церковь выдать 100 р. свите моей на покупки нужных им вещей, и потому вы получите от него материй не на 500 р., а только на 400, а 100 р. он возратит Вам бумажками. Путь наш от Сахалина и до самого Хакодате был самый спокойный и счастливый (только Гаврило потерпел убыток). Качки решительно никакой не было. Погода стояла хорошая, и меня нисколько не укачало. У Гаврила сожгло вещей рублей на 70 кислотами, да на разбитии пропало шампанское и вино. Конечно, не без убытка и я буду — и это неизбежно, ибо надобно трижды погрузить и столько же выгрузить.

Отец Николай хорошо живет, имеет до 16 человек учеников Японцев. Стол имеет у консула, квартира очень хорошая и просторная.

Я нигде еще не был и ничего не видал. И потому ничего не могу вам сообщить нового. Скажу только, что грусть начинает нападать на меня оттого, что время идет и ведет к осени глубокой; а мы еще и не знаем, когда и на чем пойдем и когда и как придем.

Любопытно знать: как и что передали Вам — жителям Николаевска, бывшие на Сахалине Ваши плаватели о нашем разбитии, и, без сомнения, не без преувеличения или не без уменьшения. Кто что ни говори, но я всегда скажу, что мы были очень в опасном положении, потому что не имели никакого якоря в воде и ничем не были привязаны к берегу, и потому наше судно могло быть выкинуто на риф, находившийся от нас в нескольких саженях, или отнесено в море, и тогда наша погибель была бы неизбежна. Я последнего очень боялся во время разбития нашего. А о первом я и не знал, потому что я не выходил из каюты. О капитане нашем скажу только, что вперед он подобного не сделает; но если бы даже и осудили его за это, то надобно пощадить его, ради его редкого характера, чрезвычайно ровного и спокойного. Он и во время разбития говорил и распоряжался тем же самым тоном, как и во время лучшего плавания. Впрочем, по мнению моему, судно не совсем пропало. Лишь бы только не снесло его осенними льдами. Зимою могут зачинить пробоины и весною привезти в Николаевск, а там могут исправить его как следует.

Итак, ни на кого и ни на что нельзя надеяться и рассчитывать наверняка. Казалось, что мы как раз достигнем Камчатки. Судно новое, прочное, удобное, лучшее из всего отряда судов здешних, ходок и под парами, и под парусами, команды много, капитан из лучших, словом сказать, лучшей обстановки быть не может. Но дунул ветер, и все расстроилось и рушилось! Пока довольно.

Свита наша во время плавания из Кастри до Японии пользовалась пищею судовою в течение 8 или 9 дней на 5 порций. И потому заплати в казну, что потребуют, что будет следовать. Вчера я с адмиралом и консулом был в гостях у здешнего губернатора. Нас угощали: супом, рыбою и наливкою.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука