Письмо из бункера

Мать и дядя Роберт, вымытый и переодетый в серую полевую форму СС, ждали ее на лестнице. Вместе они поднялись в сад рейхсканцелярии. Хельга удивилась резкой перемене, произошедшей за несколько дней. Повсюду среди развалин зеленела трава, прикрывая раны, нанесенные артиллерией, и облагораживая все вокруг. В самом центре сада зияла черная воронка, по краям которой росли нежно-лиловые крокусы. Хельга хотела подойти поближе, но мать не разрешила:

– Это может быть опасно, – сказала она. – Оставайся рядом с бункером. Можешь посидеть на том поваленном дереве.

Хельга послушно отошла в сторону и села на широкий, должно быть вековой, ствол. Дядя Роберт сам принес ей несколько крокусов.

– Как ты? – спросил он, присаживаясь рядом.

Хельга пожала плечами. Она поднесла букетик к лицу и глубоко вдохнула. Цветы пахли весной и еще чем-то неуловимо безмятежным.

– Мне казалось, если война и обстрелы, весна наступить не может. – Хельга еще раз понюхала цветы. – Странно. Как будто весне нет дела до войны.

– Я все поражаюсь, как ты выросла, – только и ответил Роберт.

Они помолчали немного, а потом Хельга спросила:

– Что с нами будет? Вы заберете нас с собой?

– Мне бы очень этого хотелось. Я найду другой самолет и вернусь за вами, – он сцепил руки в замок и отвел взгляд в сторону. – А если я не прилечу, значит меня сбили. Тогда вы выйдете под землей, через метро. Фюрер о вас позаботится.

Хельга наблюдала за матерью. Та стояла поодаль и, казалось, забыла обо всех. Лицо ее просветлело, морщинки разгладились, она улыбалась одними лишь глазами. Они блестели в лучах вечернего солнца. Хельга давно не видела ее такой спокойной и одухотворенной.

– Не бойся, вы выберетесь, – Роберт обнял Хельгу за плечи.

– А что будет потом? – спросила Хельга, не отрывая взгляда от матери. – С мамой, с папой?.. Вообще с немцами? Что будет с вами? – она посмотрела на дядю Роберта, такого большого и сильного, но уже постаревшего и теперь казавшегося слабым, уязвимым, и почему-то жалким.

– Не думай об этом, девочка, – сказал он, доставая из внутреннего кармана кителя серебряный портсигар со свастикой на крышке. – Не справившихся игроков выводят из команды, но игра продолжается дальше.

– Как же дальше, когда все разбомбили и взорвали? Разве кто-то остался? – раздражаясь, выпалила Хельга.

– Глупая, несносная девчонка! – Хельга не заметила, как мать подошла к ним. Лицо ее опять сделалось старым и больным. – Как можно быть настолько бесчувственной?! В твои годы рассуждать о судьбе рейха…

– Не ссорьтесь, Магда, Хельга! – воскликнул Роберт, беря их за руки. – В Германии наступает время женщин, а вас не победить ни одной армии.

«Какая глупость!» – подумала Хельга и обиженно закусила губу. Мать, должно быть, подумав то же самое, выдернула руку и сунула ее в карман жакета. Она немного постояла, морща губы, но быстро овладела собой, села рядом с Робертом на обугленный ствол дерева.

– Пройдись немного, но держись поблизости, – велела она Хельге. – В парке могут остаться неразорвавшиеся снаряды. Будь осторожна. А впрочем, как знаешь…

Хельга медленно обошла бункер. Со стороны задних ворот рейхсканцелярии подъехала машина. Из крытого кузова выскочили двое солдат. Они принялись быстро выгружать на землю большие жестяные канистры и составлять их возле вентиляционной башни, той, что ближе всего располагалась ко входу в бункер. Хельга насчитала десять канистр, от них пахло бензином. Из бункера вышел адъютант фюрера, штурмбаннфюрер Гюнше. Хельга его недолюбливала, ей всегда казалось, будто он за всеми подглядывает исподтишка. Глаза Гюнше слегка косили, и трудно было понять, на кого именно он смотрит и к кому обращается.

– Почему не подъехали с другой стороны, к гаражу? – спросил он у солдат.

– Дорогу разворотило, не подобраться, – ответили те.

Широко расставив ноги и потирая гладко бритый, сильно выступающий подбородок, Гюнше распорядился перенести выгруженные канистры в бункер. Солдаты суетливо хватались за канистры и, горбясь, вперевалку бежали ко входу в бункер, а потом назад к оставшимся у вентиляционной башни канистрам. Гюнше подгонял солдат, потом сам подхватил одну канистру и с удивительной легкостью понес ее в бункер. Скоро с разгрузкой было покончено. Солдаты уехали.

Хельга, не зная, чем себя еще занять, опустилась в траву неподалеку от матери и дяди Роберта. Те сидели к ней спиной и тихо разговаривали.

– Йозеф твердит, что Сталин обязательно отыщет их и сделает из них коммунистов, – сказала мать.

– Магда, откуда такие мысли?

– А почему нет? Наша система давила еврейских детей, как тараканов. – Мать опустила плечи и сжалась. – О, детям Геббельса отомстят, – процедила она сквозь зубы. – Заставят ответить. Они слишком невинны и чисты, они не заслуживают жить в позоре и унижении. Для нас теперь все проиграно. Мы с Йозефом заберем детей с собой.

– Ты не сможешь, – Роберт отбросил сигарету и решительно встал.

– Не смотри на меня так, Роберт, – ее потухшие голубые глаза на миг пронзительно сверкнули. – У меня тоже есть сердце.

Завыла сирена воздушной тревоги. Магда тяжело поднялась.