Сегодня осталась лишь пустая мысль; как мысль, отделённая от жизни, она стоит особняком. Чем бы её ни наполняли, она всё равно неизменно пуста, поскольку её оправданием служит само её назначение, заключающееся в том, чтобы отнимать сознание у жизни, прожитой опосредованно, стремящейся к видимости и оттого ещё менее подлинной.
Критику, с которой молодые поколения выступают против выдающихся культурных деятелей, сформировавших наши убеждения, взяла на вооружение рыночная система, воспевая бескультурье и избавляясь от литературы, истории, философии, преподавания греческого и всего того, что не входило в программу «обогащайтесь!».
Задачей школ отныне стало не распространение знаний, а предоставление старшеклассникам оружия, необходимого для завоевания рынка и для этой постыдной борьбы за выживание, где человека судят по его склонности к успеху или к неудачам.
Естественно, рыночная цивилизация всегда отдавала предпочтение обменной ценности, то есть тому, что можно обратить в валюту. Но несмотря на ту холодность, которую она привносила в общественные взаимоотношения, она хотя бы учитывала практическую ценность изделий, их пользу. Деньги пачкали кровью и калом всё, чего они касались, но их наличие позволяло выживать. Приобретение имущества служило извращённым утешением в муках безрадостного существования. И по мере того как исступлённая погоня за прибылью разрушает планету и жизнь на ней, деньги медленно, но верно устремляются в небытие. Их обесценивание – это уже не следствие случайного стечения обстоятельств, а симптом происходящего в данный момент саморазрушения.
Меркантилизм завладел продажными интеллектуалами. Они собираются уничтожить культуру, поскольку она бьёт по карману, не приносит пользы на рынке и может подстегнуть любознательность, всегда готовую разоблачить ложь власти. Мракобесие выгодно для коммерции.
Но кто же противостоит популистскому обскурантизму, превознося культуру заурядности и опираясь на самые безнравственные предрассудки? Другие интеллектуалы, сторонники элитарной, платной культуры, культуры, предназначенной для богачей, культуры, у которой удалили нервы и которую мумифицировали в саркофаге спектакля.
Нас совершенно не интересуют эти пикрохоловы[3] войны, противопоставляющие культуре бескультурья рыночную культуру, где знание – лишь приманка для прибыли. И популизм, и элитарность в одинаковой мере распространяют невежество. А невежество всегда на руку тиранам.
Я хочу, чтобы знание во всём своём многообразии было доступно каждому. Выйти за рамки культуры значит сохранить её же как достояние общечеловеческого знания, сокрушив её как отдельную область, как идеологию и орудие власти.
Вернём же полную свободу этой страсти к знаниям, которая всегда столь сильна в детстве и которая такой бы и оставалась, если бы её не сбивали с пути и не развращали козни бытового хищничества! Начнём с бесплатного доступа к образованию, к обучению, к консерваториям и академиям, к чтению, к музеям и выставкам, к концертам, операм, публичным лекциям, семинарам учёных и исследователей! Пусть каждый беспрепятственно делится своими знаниями, и пусть радость познания подпитывает радость просвещения!
Начать всё с самого начала, так, чтобы наслаждение жизнью покончило с тоскливым выживанием – вот условие
Отход в популизм, культура небытия и оглупение масс
Эрозия доходности делает почву бесплодной. Лозунг «нет истины, все позволено»[5] тиражирует выгодный для предпринимательства нигилизм, поскольку хаос способствует всем видам хищения.
Увлёкшийся биржевыми играми капитализм рассчитывается за разрушенное прошлое, истребляя настоящее; он занимается выгодной распродажей мусора и скидывает на рынок мёртвые идеи, которые – какими бы испорченными они ни были – поспешно восстанавливаются и подстраиваются под современные пристрастия.
Государство и многонациональные корпорации пользуются затхлостью страха и эмоциональной чумой, чтобы вырядить в новые платья такие гнилые и тошнотворные идеологии, как патриотизм, коммунитаризм, трибализм, неолиберализм, неокоммунизм, неофашизм. Эти аферисты вынуждают граждан выбирать из двух зол: либо дорогостоящую защиту, либо отсутствие защиты, причём опасности второй альтернативы поручено демонстрировать наёмным убийцам.
Пролетариат осознавал необходимость борьбы против эксплуатации человека человеком. Плебеи же обладают лишь животным инстинктом выживания. Их ослеплённое восприятие подчиняется силе хищника и хитрости жертвы. Они замыкаются в себе, дрожа от мелочного страха и защитной злобы, которые заставляют видеть в присутствии другого, чужака, человека «извне», иного – еврея, араба, цыгана, гомосексуалиста или даже соседа по лестничной клетке – угрозу всеобщего уничтожения.