Питер - Москва. Схватка за Россию

Отсюда, кстати, совершенно понятно равнодушие новой власти к судьбе Государственной думы – органу, создавшему само это Временное правительство. В течение двух месяцев после переворота министры, подчеркивавшие свою приверженность демократии, уверенно от Думы дистанцировались[872]. И все попытки председателя IV Государственной думы М.В. Родзянко созвать Думу для поддержки правительства не находили у них никакого отклика. Как свидетельствовал депутат Н.В. Савич, князь Г.Е. Львов не собирался обострять отношения с советом рабочих и солдатских депутатов из-за этой попытки «гальванизировать политический труп», как выражались тогда в советской среде[873]. Лидер кадетов П.Н. Милюков также считал, что Дума свою роль сыграла; выбранная еще по столыпинскому закону, она, по его мнению, уже не соответствовала историческому моменту[874]. В правительстве лишь один А.И. Гучков ратовал за созыв Государственной думы; он не раз обсуждал этот вопрос с коллегами по кабинету, но не нашел ни одного сочувствующего[875]. В итоге увещеваний Родзянко и Гучкова хватило лишь на созыв юбилейного собрания Государственной думы всех четырех созывов, состоявшегося 27 апреля, в день открытия первого заседания нижней палаты в 1906 году. Речи на этом «торжественном» мероприятии напоминали «застольные спичи на похоронном обеде»[876]. Председателя думы Родзянко по аналогии с персонажем знаменитой чеховской пьесы «Вишневый сад» именовали «Фирсом Таврического дворца»[877]. То, что Временное правительство сделало ставку на Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, а не на Думу, показывают и предоставленные финансовые субсидии. Временному комитету Государственной думы правительство ежемесячно выделяло на расходы по 250 тыс. руб.;[878] причем лидеры Петросовета требовали лишить его и этого содержания, поскольку Дума, в отличие от того, как это было в первые недели после переворота, к этому времени уже перестала быть средоточием прогрессивных сил[879]. Оказывать финансовую поддержку необходимо лишь тем, считали вожди Совета, кто объединяет революционную среду, – и поэтому исполком Совета уже 6 марта испрашивал у правительства на свои текущие нужды 10 млн. руб. Правда, решение о предоставлении такой крупной суммы затягивалось, поскольку финансировать частные организации государство сочло затруднительным[880]. Коллизия благополучным образом разрешилась после того, как Всероссийское совещание советов вопреки требованиям большевиков и левых эсеров одобрило продолжение войны и поддержало Временное правительство, признав его подлинным органом революционной демократии[881]. 3 апреля 1917 года исполкому Совета единым платежом были перечислены желанные 10 миллионов[882].

Тесное взаимодействие правительства и Петроградского совета определял и еще один важный фактор: оба находились в состоянии постоянного психологического напряжения из-за угрозы контрреволюции. Дом Романовых пал слишком легко, и страх реставрации не покидал никого из тех, кто принимал участие в перевороте. Первые дни после устранения Николая II были заполнены ожиданием неминуемого реванша. Многие на фоне начавшейся эйфории задавались вопросом: а не собираются ли вокруг сверженного трона оставшиеся ему верными войска[883]? И слухов об этом ходило более чем достаточно. Как заметил П.Н. Милюков,

«мы, подобно древним римлянам, сидели, уверяя себя, что заседание продолжается»[884].

О том же пишет и С.В. Завадский: думский комитет оглядывался не только налево, но и направо; тогда:

«оставалось под большим вопросом, будет ли и как скоро сметен старый строй за пределами Петрограда, где победа восставших далась так нелепо легко, что естественно казалось непрочною»[885].