И он пошёл вперёд в полусне, как часто бывает с детьми, когда они болеют. Он ничему не удивлялся, просто пошёл к ручью, лёг на траву и посмотрел вниз, в чистейшую прозрачную воду, а крошечные форели ринулись врассыпную, напуганные его чёрным лицом. Сначала он окунул руку – ах, какая прохладная вода!
– Я поплыву, как рыбка, я хочу стать чистым-чистым! – произнёс Том.
Он быстро разделся, не замечая, что его старая одежонка уже рвётся на части, и опустил в прохладную воду стёртые ноги. А потом пошёл по ручью, который становился всё глубже и шире. И чем дальше он шёл, тем громче звенели колокола в его голове.
Но по-прежнему он не замечал, что за ним следует ирландка.
Она ступила в чистую воду, и тотчас серый платок и красная юбка исчезли, растворяясь в воде, а вокруг неё взвились зелёные водоросли, белые лилии сплелись венком на её волосах, и феи воды подхватили её и унесли от берега – она ведь была их королевой, да и не только их.
– Где же ты была? – спрашивали они.
– Я разглаживала подушки под головами больных и нашёптывала им сладкие сны; открывала окошки, чтобы впустить свежий воздух; уводила детишек от застоявшихся прудов и глубоких канав; отвлекала женщин, бежавших в лавку за выпивкой; ловила за руку мужей, готовых отколотить своих жён; помогала тем, кто сам себе помочь не умеет; так, пустяки, но я очень устала. И я привела вам нового братца, мне пришлось следить за ним всю дорогу, чтобы он не погиб по пути.
Тут все феи воды рассмеялись от радости.
– Милые мои, пока что он не должен вас видеть, он совсем ещё зверёк, у зверей он и будет учиться. Не надо играть с ним, не надо разговаривать, и не показывайтесь ему на глаза. Но следите, чтобы никто не причинял ему зла.
Тут феи расстроились, но они всегда повиновались королеве.
А она уплыла по течению. Конечно, Том ничего этого не видел и не слышал. Впрочем, если бы и услышал или увидел, наша история бы не изменилась, ведь ему было жарко, он умирал от жажды, и ему так хотелось стать чистым, и всё это враз, так, что он кинулся в воду не глядя.
Но не провёл он в воде и двух минут, как тут же уснул, и никогда ещё не приходилось ему так сладко спать. Снились ему зелёные луга, рослые вязы, спящие коровы.
А потом ему ничего не снилось.
Старушка же, покончив с уроками, пошла взглянуть на Тома, но его там уже не было.
Тогда она вернулась в дом, думая обиженно, что Том её обманул и всё выдумал.
Но на следующий день она стала думать иначе. Дело в том, что, когда погоня закончилась, сэр Джон и остальные вернулись в особняк, и вид у них был глупейший.
А когда сэр Джон расспросил няню о случившемся, вид у всех стал ещё глупее. Когда же сэр Джон выслушал Элли, ему стало совсем не по себе. Она видела, как в комнате её стоял маленький грязный трубочист и горько плакал, вот и всё. Конечно, проснувшись и увидев его, она очень испугалась и закричала. Ну и что? Мальчик ничего не тронул, и по следам, оставшимся от его грязных ног, было видно, что он даже не сошёл с каминного коврика, пока няня не накинулась на него, тогда он двумя прыжками достиг окна и скрылся.
Сэр Джон отпустил Граймса и пообещал дать ему пять шиллингов, если Граймс приведёт к нему мальчика и тот подтвердит рассказ Элли. И не надо его бить. И сэр Джон, и Граймс считали, что Том вернулся домой.
Том не пришёл и вечером, так что наутро Граймс пошёл в полицию заявить об исчезновении мальчика. Но никто ничего не слышал про Тома, и со вчерашнего дня в городе его не видели. Никому и в голову не приходило, что он мог одолеть десять миль пешком по такой жаре, пройти холмы, болота и пустоши и спуститься в Вендейл по отвесным скалам.
Так что на следующий день мистер Граймс явился в Хартховер с кислым лицом. Но сэра Джона не было дома, он уехал по делам. Что ж, мистер Граймс просидел в людской весь день, попивая крепкий эль. И он забыл все свои печали задолго до того, как сэр Джон вернулся домой.
Добрый сэр Джон плохо спал минувшей ночью, и наутро он сказал жене:
– Милая моя, не иначе как мальчик со страху помчался в пустошь и заблудился. Бедняга, он на моей совести, но я знаю, что делать.
И он поднялся в пять утра, принял ванну, надел охотничью куртку и гетры, пошёл в конюшню, старый краснолицый джентльмен с твёрдой, как доска, рукой, с широкой, как у быка, спиной. Он оседлал охотничьего коня, взял с собой и привратника, и егеря, и младшего привратника, и младшего смотрителя, и ещё ищейку на длинном поводке – огромного пса ростом с телёнка, цвета серого гравия на дорожке, с чёрными бархатными ушами и носом и с глоткой, как у колокола. Пёс довёл их до того места, где Том забегал в лес, взвыл, сообщив им всё, что знал.
Потом они добрались до того места, где Том влетел лбом в стену, и перебрались через неё. И так они двигались и двигались друг за другом, ведь сэр Джон специально отправился в путь так рано, пока жаркое солнце не высушило все следы, все запахи.
И наконец они добрались до вершины последнего утёса, и пёс остановился, поднял к ним морду и пролаял на собачьем языке:
– Говорю вам, он тут и спустился!