Пламя

— Вы один из немногих в вашем, человеческом, роде, кого глубоко трогает искусство. Я бы не смог ввести вас непосредственно в наше эстетическое восприятие, поскольку оно слишком чуждо для вас; но я могу продемонстрировать наши артистические способности, предложив вам эстетический опыт восприятия самого изысканного и многообещающего из доступных вам видов. Строго говоря, самостоятельно воспринять это вы не способны, но я могу немного повысить — по сравнению с обычным уровнем — вашу восприимчивость. Я выведу вас на высоты, превосходящие возможности человека. То, что я намерен вам показать, является, в каком-то роде, переводом, очень приблизительным переводом, некоего произведения одного из наших величайших артистов. В исконной форме оно расценивается как своего рода образец, но при этом образец относительно простого рода. Я выбрал его именно по этой причине. Его значение почти полностью соответствует сфере эстетического восприятия, свойственной как нашему виду, так и вашему. Однако же, поскольку чувственный ряд оригинала — наш, а не ваш и должен быть преобразован, дабы вы поняли ассоциации, почти всей оригинальной эстетической формой придется пожертвовать. Насколько это возможно, я постараюсь выбрать такие форму и ритм, которые имеют смысл для вас и эквивалентны оригиналу. Я представлю нечто большее, нежели буквальный, но «прозаический» перевод нашей великой «поэмы», если можно так выразиться, хотя в сравнении с оригиналом, моя версия неизбежно является тусклой и не вполне верной. Тем не менее, полагаю, я смогу преподнести вам нечто такое, что будет иметь для вас истинную эстетическую ценность и что позволит вам постичь дух моей расы глубже, чем десятки разговоров.

— Не думаю, что такое возможно, — сказал я. — Но я весь внимание.

И тут, Тос, пламя продемонстрировало мне нечто удивительное. Естественно, я не могу передать тебе это словами, но постараюсь описать то, что происходило со мной. Боюсь, правда, что ты, с твоим строго классическим вкусом, заподозришь меня в излишней эмоциональности, однако я должен высказать то, что думаю. Один за другим, в моей голове начали возникать визуальные и слуховые образы, ритмично перемещавшиеся на неясном фоне образов из всех прочих человеческих ощущений.

Время от времени на передний план выходил тот или иной образ, в первую очередь осязательный или обонятельный. Присутствовали там и яркие вспышки физической боли и сексуального наслаждения. Я не имею в виду, что эти образы были просто собраны в бессмысленные узоры. Нет! Они сделались средством выражения всевозможных личных и общественных, а также религиозных страхов и надежд. Казалось, я слушаю странную аранжировку всех знакомых ощущений, со звучащим то тут, то там эхом чужого опыта, известного мне лишь через контакт с разумом самого пламени. Иногда я улавливал также человеческие слова, ритмически выражавшие смысл музыки. Все это сплеталось воедино в периодически повторявшемся, но постоянно варьировавшемся ритме, и в результате этого потока мысленных образов, столь по-человечески трогательных, столь трагических, столь триумфальных, столь напитанных печалью и смехом, я ощутил (признаюсь честно, такого я никогда не испытывал) весь напор вселенной на дух отдельного индивида.

* * *

Понимаю, Тос, что занимаюсь словоблудием, но поверь мне: я получил потрясающий эстетический опыт. Представь отдельно взятую эстетическую форму, заключающую в себе чувственную красоту живописи, музыки, поэзии и драмы, а также искусств более скромных. Представь, что высоты, открытые Бахом и Шекспиром и самым выдающимся — любым, каким тебе будет угодно — живописцем, взяты поочередно или все вместе. Представь, что это все достигнуто в рамках единого художественного произведения. Ты не сможешь, конечно же, представить ничего подобного. (Как не мог и я.) Более того, будучи приверженцем строгости и экономичности классического идеала, ты содрогнешься от моего эмоционального романтизма. Но поверь: ничто другое не трогало меня так глубоко и сильно, как в эмоциональном, так и в интеллектуальном плане.

Когда все закончилось, я, должно быть, не сразу пришел в себя и очнулся, лишь услышав такие слова пламени:

— Судя по всему, я преуспел даже больше, нежели смел надеяться.

Мне показалось, что собеседник добродушно посмеивается надо мною.

— Прошу не забывать, — продолжал он, — что вы всего лишь познакомились с произведением искусства. Не думайте, пожалуйста, что вам было какое-то мистическое откровение, если только не считать, что все искусство имеет некий мистический аспект, поскольку дает ощущение постижения новых ценностей. Представленное вам было лишь нечетким, искаженным отражением оригинала, но если вы осознали фундаментальное сходство и родство наших двух видов, значит, оно достигло цели.

— О да, вы помогли мне понять это! — запинаясь, пробормотал я. — Но не только это — гораздо больше! Вы помогли мне увидеть Бога, Бога красоты, правды и великодушия! Теперь я верю в него.