Пламя

— Чушь! — отрезало пламя. — Вы не видели «Бога». И я не пытался помочь вам увидеть «Бога». Просто вы пережили нечто волнующее и очищающее, а потому убедили себя, что вам было откровение из самого сердца вселенной. Никто из нас ничего не знает о «Боге», и нет ничего, что заслуживало бы такого имени. Концепты обоих наших видов слишком нескладны, чтобы проникать в глубины или достигать высот, где «Бог» есть или его нет. Я всего лишь предложил вам более чистое восприятие красоты, правды и великодушия, ощущение потусторонней тайну, которую некоторые из ваших сородичей называли «сияющей тьмой», «огненным холодом», «красноречивым молчанием».

Получив заслуженный нагоняй, я произнес:

— Вы, несомненно, правы. Но скажите, неужели я все еще недостаточно подготовлен к тому, чтобы услышать, чем именно могу помочь вашему виду?

— Да, пока еще недостаточно, — ответило пламя, — но завтра вечером, полагаю, вам уже можно будет это открыть. Проведите день в размышлениях над тем, что вы узнали. Вы не должны ничего решать поспешно или под непосредственным влиянием сильных эмоций. Все это дело следует рассмотреть беспристрастно и после надлежащего обдумывания решить, готовы ли вы к свободному и открытому сотрудничеству с пламенной расой. Так что, спокойной ночи! Приятной прогулки в горах!

Огонь быстро угасал, и мой странный друг принялся обследовать огнеупорные кирпичи у задней стенки камина в поисках подходящей для безопасного сна расщелины. Пробормотав что-то насчет усиливающегося холода, он наконец нашел то, что хотел, попрощался со мной и словно погрузился в кирпич.

После жаркой гостиной, спальня встретила меня арктическим холодом. Я поспешил забраться в постель. От поразительных впечатлений разболелась голова, и я уже ожидал бессонной ночи. Но, должно быть, быстро уснул и спал крепко, так как проснулся от утренних звуков хозяйственного двора.

После завтрака я старательно перенес вечерний разговор на бумагу, подивившись, что он запомнился столь явственно. Судя по всему, пламенный народ все еще помогал моей памяти.

Гулять на возвышенности я отправился лишь после ланча. Прогулка запомнилась разве что ощущением присутствующего повсеместно холода. Мысли мои снова и снова возвращались к недавним удивительным впечатлениям. В частности мне не давал покоя такой вопрос: почему пламя отложило на более поздний срок просьбу, которая, очевидно, и была причиной всего нашего разговора? Несмотря на некоторые моменты подозрения и беспокойства, в моем отношении к новому другу преобладали уважение и привязанность, основанные на уверенности в том, что его раса в каких-то важных вещах действительно превосходит человеческую. Безусловно, то была привилегия — быть выбранным в качестве посредника для установления отношений гармонии и сотрудничества между нашими двумя видами.

Снедаемый любопытством, я вернулся на ферму еще засветло, но обнаружил, что меня уже ждет растопленный камин; и в самом его сердце я увидел моего сияющего друга, снующего взад и вперед по раскаленным докрасна, даже добела, углям. Ответив своим приветствием на мое, он предложил нам обоим утолить голод, перед тем как продолжить беседу. Во время трапезы я пару раз пытался втянуть его в разговор, но он, похоже, не был расположен отвечать. Немного времени спустя он объяснил, что вопрос поглощения пищи, к чему его тело еще не адаптировалось надлежащим образом, требует полной концентрации.

Когда со стола убрали, я в ожидании уселся напротив камина. Вскоре пламя остановилось в самой жаркой точке и подхватило нить вчерашнего разговора.

— Ну, как прошел день? Удачно? — спросило оно.

— Да! Я побывал в мире такого холода, какой вы и представить себе не можете. И теперь хотел бы услышать, чем могу вам помочь.

Пламя ответило не сразу, а когда в конце концов взялось объяснить мне мою задачу, то сделало это с явной неохотой.