Пламя

— Сейчас будет выступать королева. Надеюсь, вы извините нас, если мы ее послушаем, так как ознакомиться с сегодняшней речью ее величества — святой долг всех британцев.

Супруги Кавамура заверили ее, что, хотя они и не понимают по-английски, они с удовольствием послушают известный на весь мир голос. Бетти поблагодарила их, включила радио и вернулась на свое место.

Последние новости были прочитаны хорошо поставленным английским голосом. Язык представлял собой такую разновидность английского, которую в «другом» моем мире я бы счел фантастической помесью напыщенной английской речи чиновников-индусов и английским языком времен королевы Елизаветы. Знакомые слова имели необычные, хотя и доступные для понимания значения либо приобретали пикантно-неправильную форму. Слушая, я переводил ту или иную сентенцию на японский для наших гостей. Если я верно помню, услышанное мною сводилось примерно к следующему (хотя многие лингвистические чудаковатости оставались для меня полнейшим темным лесом).

В лондонском Ист-Энде, уверял нас голос, волнения прекратились. Осознавая угрозу внешнюю, лорд-шериф на корню пресек угрозу внутреннюю. Преисполненный решимости, он убеждал доверчивых местных жителей в том, что их ввели в заблуждение иностранные подстрекатели, и что благоразумные британцы не потерпят измены. Всем добропорядочным европейцам следовало помнить, что, хотя Россия отчасти относится к Европе, опасные политические идеи Соборного Союза и его эмиссаров являются всецело азиатскими. Вследствие этого лорду-шерифу пришлось окружить весь мятежный район военным поясом. Два военных корабля, дислоцированных на Темзе, обстреливали Поплар и Кеннинг Таун из артиллерийских орудий до тех пор, пока все прибежища повстанцев не были разрушены. С рассветом верные властям войска перешли в наступление, сжимая кольцо окружения и не встречая никакого сопротивления. Мятежники сложили оружие, и двенадцать зачинщиков восстания были закованы в цепи. Их осудили, а затем, в установленном порядке, предали повешению, колесованию и четвертованию на глазах у восхваляющей Господа толпы. Несколько тысяч менее выдающихся бунтовщиков были помещены в расположенные в Эссексе временные центры содержания, где теперь ожидают «благоусмотрения» ее величества.

После короткой паузы, голос глубоко почтительным тоном, призванным свидетельствовать о сдерживаемом с трудом волнении, объявил, что сейчас радиослушатели услышат живой голос монарха. Когда диктор торжественно повелел всем, кто его слышит, встать, мы с Бетти торопливо поднялись. Гости, озадаченно переглянувшись, последовали нашему примеру. Голос благоговейно возвестил: «Ее Чистейшее и Непобедимое Величество, Годива, Божьей Милостью Защитница Христианской Веры, Покровительница Священной Римской Империи, Королева».

После новой паузы заговорил уже другой голос — чуточку хриплое, но величественное и, вдобавок, соблазнительное контральто.

— Мои подданные! Мои самые надежные друзья, англичане и шотландцы! И вы, немногочисленные, но верные валлийцы! Все, все, чей дом — Британия, этот полурай, как ее называет наш бессмертный Стронгбоу[9], этот остров, возникший в серебристом море. И вы, мои галантные французы! И все мои неутомимые тевтонцы! И вы, мои возлюбленные соседи с Зеленого острова[10], подданные моего дорогого кузена Шона! И не только к ним я обращаюсь, но и ко всем европейцам, к какой бы нации или сословию они ни принадлежали, — ведь всем, всем нам сейчас угрожает страшнейшая и прямая опасность. О мои народы, мои по духу, хотя и не по праву! Сейчас мы должны позабыть о наших внутренних различиях и помнить лишь то, что все мы — одна семья, собравшаяся наконец вместе для того, чтобы выступить против коварной, безжалостной, развратной Желтой Расы!

Столь недипломатичные формулировки выглядели удивительными даже с учетом того, что звучали они из уст нашей всегда прямой и откровенной королевы. Впрочем, объяснения тому долго ждать не пришлось.

— Прошло не так много времени с тех пор, как великая война распростерла свои темные кровавые крылья над нашим континентом. Я сама, хотя и не достигла полной женской зрелости (при этих словах на лице Бетти отразилось удивление), помню победоносный жест британских и французских армий в отношении героических, но несознательных германцев, которых попутали чужеземные дьяволы. Я прекрасно помню тот день, вскоре после заключения мира, когда, будучи еще ребенком, я, Королева Британии, была восторженно встречена радостными парижанами и возведена на французский престол, вернув былой титул моих предков. Я помню, как северо-германские лорды, свергнувшие к тому времени своих предательских правителей, охотно и с радостью складывали у моих ног, моих маленьких, обернутых атласными тканями ноженек, свои короны.