Пламя

Он снова сел за стол и, тяжело вздохнув, взялся за ручку. С минуту-другую размышлял над тем, как лучше начать, но вскоре мысли унеслись вдаль. Затем он вдруг с удивлением обнаружил, что после слов «Мой дорогой советник Сондерсон» написал следующее: «Вы правильно поступили с этими молодыми свиньями и можете рассчитывать на мою поддержку. Если люди, вроде нас, не будут действовать энергично и держаться вместе, мы потеряем контроль. Удачи, приятель!»

Сэр Джеймс схватил письмо левой рукой, скомкал и бросил в огонь. Потом взял новый лист и начал заново. «Мой дорогой» — и тут правую руку снова парализовало. Он встал и прошелся по комнате, а через некоторое время заметил, что прочищает нос правой рукой. Рука снова стала нормальной.

Вошедшая в кабинет секретарша попросила объяснить один вызвавший сомнение пассаж в небрежно написанных им заметках, которые он попросил ее напечатать на машинке. Мисс Смит, Милдред — для родни, была для него чем-то большим, нежели просто идеальной секретаршей. По телефону она, разумеется, всегда разговаривала голосом счастливым и радостным. Ее стенография и машинопись были, конечно же, безупречными. Она знала о бизнесе почти столько же, сколько и сам управляющий директор, потому что он часто посвящал ее в свои дела; более того, обладала таким даром интуитивного понимания человеческой души, что работодатель нередко консультировался с ней в отношении сотрудников и привык доверять ее суждению. Случалось, она критиковала даже самого сэра Джеймса, и тогда ему приходилось поступать в соответствии с ее критикой. Обычно она навязывала свою точку зрения как бы между прочим и с таким тактом и юмором, что порицание принималось без потери достоинства. Почти всегда ее критика облекалась в форму донесения до другого человека той или иной точки зрения в более понятном виде, нежели ее мог сформулировать сам сэр Джеймс, и предложения более мягкого, чем планируемый им, образа действия.

При всех замечательных добродетелях, она не была совершенна. Порой, когда чувство юмора переходило все границы, работодателю приходилось делать ей выговор. Как-то раз, когда, после тягостного разговора с одним из мелких служащих, ему пришлось уволить молодого человека за непозволительную дерзость, мисс Смит сказала сэру Джеймсу, что он «выглядел как кот, побитый мышью, с которой играл». Он дал ей понять, что это отнюдь не смешно.

* * *

Вдобавок к ее прочим положительным качествам, мисс Смит обладала шармом. Она не была красавицей, если следовать общепринятым стандартам. Ее нос походил на изящный, но лишенный собственного благородства грибок; ее рот был скорее забавным, нежели соблазнительным. Но черты ее были правильными, а живой и незаурядный ум, казалось, освещал их изнутри. На работе это свое очарование она использовала крайне эффективно, ограждая сэра Джеймса от нежелательных посетителей и т. п. Она пустила его в ход и в отношении самого мистера Пауэра. Но кто станет осуждать хорошенькую женщину, сознающую не только свою привлекательность, но также искренность и эффективность, за то, что она использовала все свое обаяние, чтобы убедить этого симпатичного, честного, состоятельного и благородного рыцаря в том, что они созданы друг для друга? Более того, она была уверена, что он, неким образом, уже любит ее, хотя сам мистер Пауэр ни за что бы не позволил себе заметить столь тревожный факт. Всегда относясь к ней с особой предупредительностью и уважением, мистер Пауэр, разумеется, никогда (как ему казалось) не давал ей повода надеяться на нечто более интимное. Мисс Смит сама задавалась вопросом, как осмелилась рассчитывать на то, что он предложит ей большее. Мистер Пауэр стоял настолько выше и был столь занятым человеком, что просто-напросто не успевал замечать ее, за исключением тех случаев, когда видел в ней лишь эффективную секретаршу и, гораздо реже, младшего друга. И все же она была убеждена, что нужна ему не только как секретарь, но и как супруга.

Великий человек и его секретарша стояли, сосредоточенно изучая исписанные карандашом листки. Внезапно она воскликнула:

— О, нет, сэр Джеймс, прошу вас!

Только сейчас он заметил, что его правая рука обвила ее талию и теперь жадно ощупывает ее тело. Сам того не желая, он довольно-таки решительно прижал ее к себе и, к своему ужасу, обнаружил, что не может отпустить. Рука действовала своевольно, и он контролировал ее не больше, чем человек, пытающийся сдержать рвоту или чихание, когда остановить рефлексы уже невозможно. Хватка не ослабевала, напротив, лишь усиливалась.

— Пожалуйста, прошу вас, отпустите! — взмолилась она.

— Не могу, просто не могу, поймите! — простонал он в ответ.

И тут мисс Смит, обычно тонко чувствующая ситуацию, совершила большую ошибку. Приняв эту ремарку за признание в неукротимой любви, она выдохнула:

— О, дорогой мой! — и положила голову ему на плечо.

Но он запротестовал:

— Это не я, это моя рука. С ней случилось что-то ужасное.