Льющаяся в бронзовую чашу вода была ледяной даже на взгляд, а уж на вкус и вовсе обращалась сотней морозных игл, впивающихся в губы и гортань. Берешь ли, — спрашивала жрица в алом одеянии, — эту женщину единственной своей женой?
Запах розового масла щекотал ноздри, пальцы в полудюжине тонких, словно паутинка, золотых колец скользнули по смуглым щекам и очертили линии рта, прежде чем его коснулись подкрашенные кармином губы. И вся она затрепетала под обволакивающим ее тело нежно-розовым шелком, отороченным золотыми лентами на лифе с низким вырезом, узких манжетах длинных, разрезанных от плеча до самого запястья рукавов и по краю ложившегося волнами разреза верхней юбки.
Берешь ли… этого мужчину единственным своим мужем?
Длинные серьги с розовыми аметистами качнулись в ушах, когда она откинула голову назад, на парчовые подушки, позволяя убрать с шеи темные локоны и коснуться губами лихорадочно бьющейся жилки. И порывисто выдохнула, когда гладившие шею пальцы с единственным перстнем-печаткой скользнули вниз по оливково-смуглой коже и расстегнули первую выточенную в форме лотоса застежку на тяжелой полной груди. Затем еще одну, и еще, до самых бедер. Розовый шелк распахнулся, обнажив белый, тонкий, едва ли не прозрачный хлопок камизы, шнурок на низком вороте развязался от легчайшего прикосновения, и она зажмурилась, не сдержав низкого гортанного стона. Выгнула спину, откидывая голову еще сильнее и подаваясь навстречу ласкающим грудь рукам, и задрожала, почувствовав скользящее прикосновение губ. Вниз по шее и ключицам, не отрываясь от пахнущей маслами кожи, к прерывисто вздымающейся груди. Одна рука с длинными, выкрашенными хной ногтями собрала в горсть шелковую ткань туники на плече, вторая зарылась в волосы, взъерошивая их на затылке, и она содрогнулась всем телом, с силой сжимая обтянутые розовым шелком бедра, когда его губы сомкнулись на золотистом соске.
Клянешься ли… любить ее и почитать, покуда смерть не разлучит вас?
— Поцелуй меня, — прошептала Джанаан, подаваясь вперед, и развязала узел на черной кожаной перевязи с оружием, не отрываясь от его губ. Потянула вверх зеленый шелк туники — светлые волосы растрепались еще сильнее, щекоча шею и щеки, — коснулась пальцами протянувшегося по гладкой смуглой груди неровного шрама и склонила голову в пышных кольцах темных волос, проведя по нему кончиком языка. Вспомнила тот неосознанный жест — прижатую к груди руку, — увиденный ею у стен осажденного Ташбаана, и спросила: — Анвард?
Ответ прозвучал слишком низко и хрипло.
— Да.
Смерть прошла так близко, лишь в полудюйме от бьющегося под ладонью сердца, и Джанаан целовала ее отметину — еще раз и еще, — пока он не схватил ее лицо в ладони и не прижал к разбросанным по постели подушкам, не отрываясь от раскрывшихся в ответ губ.
Клянешься ли… любить его и почитать, покуда смерть не разлучит вас?
Пальцы скользили по спине и мускулистым рукам — холодный браслет на левом плече и еще один шрам на правом, — вновь ерошили светлые волосы, и платье казалось слишком тесным, слишком холодным. Кожа на груди и животе пылала от поцелуев, розовый шелк юбок разметался по мягким шкурам покрывала, и она содрогнулась вновь, почувствовав, как широкая мозолистая ладонь огладила внутреннюю сторону бедра и скользнула выше. От размеренных движений пересохло во рту, задрожали раскинутые ноги и по всему телу разлилось горячее, отчаянно ищущее выход и рвущееся из груди надрывными стонами.
— Ильгамут…
Еще, еще… Любовь моя. Я едва не потеряла тебя. Столько раз. Боги, где же ты был все эти годы, когда я так нуждалась в тебе? Почему… это с самого начала не был ты?
Светлые волосы щекотали шею и грудь, и даже этого было слишком много для нее одной. Мой. Мой!
— Ильгамут!
Она стряхнула с разгоряченного тела шелк и хлопок, не успев даже отдышаться, и опрокинула его на спину, путаясь пальцами в завязках, покрывая поцелуями шрамы — руки, грудь, еще один росчерк на бедре, — и задыхаясь, словно воздух в шатре обратился раскаленным на солнце красным песком. Опустилась на него, уперевшись руками в грудь, сжав бедрами, и он содрогнулся, откинув голову и застонав сквозь зубы.
Госпожа. Джанаан. Недоступная принцесса, в одну ночь ставшая женой. Горячая смуглая кожа под пальцами, разметавшиеся по плечам и груди кудри и блестящие сквозь полуопущенные, вычерненные краской ресницы зеленые с голубым отливом глаза. Она дрожала и бормотала что-то нежное, неразборчивое — будто не она когда-то встретила его с равнодушной улыбкой на лице, упиваясь своим величием и властью над каждым мужчиной Калормена, — и краска вокруг ее глаз вновь размазывалась от дрожащих на ресницах слез, отчего она казалась моложе, казалась той девчонкой, которую тащил к алтарю старик втрое старше нее.
Я бы сражался за тебя, если бы знал тогда. Но, признаться, это ничего бы не изменило. Твой отец не отдал бы тебя мальчишке, знаменитому лишь парой побед на южных границах.