Раздавшийся в тишине звук пощечины показался Ильсомбразу оглушительным. Он не вскочил и не бросился на мерзавца, поднявшего руку на его мать, лишь потому, что оцепенел от потрясения, не веря, что кто-то и в самом деле мог посметь. Ударить принцессу Калормена, дочь и сестру великих тисроков, правительницу трех сатрапий! Да с него следовало содрать кожу живьем за такое святотатство!
— Помолчите, госпожа, я не закончил. Вы, я полагаю, уже сполна насладились всеобщим обожанием и не можете не понимать, что с вас довольно ходить вдовой. Любимая сестра тисрока — слишком ценное приобретение, чтобы оставаться ничьим.
— Боюсь, я вынуждена повторить, что я не трофей, благородный тархан, — ответила мать, но голос ее звучал непривычно потрясенным.
— О, и кого же вы надумали выбрать, госпожа? Ильгамута? Он вам не поможет. Ильгамут сейчас на другом конце лагеря, зализывает свои царапины, а ваш чудесный мальчик безмятежно спит всего в паре шагов от меня. Я сверну ему шею быстрее, чем вы успеете кликнуть слуг. Говорят, он сын тисрока, но мы ведь знаем, что этот трус, запершийся в Ташбаане, никогда не подтвердит свое отцовство из опасений лишиться трона. А значит, не посмеет карать за смерть мальчишки так, как покарал бы за собственного сына. Я могу порезать вашего юного тархана на куски, госпожа, и именно это я и сделаю, если вы вздумаете упорствовать. Или наложите на себя руки. Вам ведь уже пришла в голову эта мысль? Я предлагаю вам вполне приемлемый выход из сложившейся вашими же трудами неприятной ситуации. Довольно с нас ваших игр. Вы станете женой тархана, достойного руки принцессы, и избавите других от необходимости соперничать за ваше внимание. Иначе мы так никуда и не продвинемся с этой войной.
— Ильгамут этого так не оставит, — процедила мать ледяным тоном. И захрипела, словно он схватил ее за горло.
— Ильгамут умрет, если моей прекрасной жене хватит глупости хотя бы заговорить с ним. Думаете, если он взял Ташбаан, который защищали мальчишка и горбун, то сумеет справиться и со мной? На рассвете вы станете моей женой и подтвердите перед лицом всех тарханов, что потеряли голову от любви. Иначе…
Слушать дальше Ильсомбраз не стал. Отбросил покрывало, поднял, изо всех сил стараясь не зашуршать, край полога — тот, казалось, весил так, будто был сплетен из кольчужных звеньев, а не из шерсти — и выкатился наружу, в темноту и ослепляющую песчаную бурю.
— Молчи, — зашипел он, едва поднявшись на ноги и столкнувшись взглядом с удивленным стражником в вороненной кольчуге. Они стояли кольцом вокруг шатра, но остановить благородного тархана, который наверняка явился к матери безоружным, не додумались. Ничтожные глупцы! Если у врага нет сабли на поясе, другом он от этого не становится! — Откроешь рот — умрешь еще до рассвета, — пообещал Ильсомбраз, молясь, чтобы его шепот прозвучал достаточно громко для стражника, но достаточно тихо, чтобы его не услышали за тяжелым пологом, и бросился прочь, петляя между шатрами.
Нашел нужный не иначе, как чудом. Он без труда ориентировался в лагере днем, давно запомнив расположение шатров всех тарханов, но ночью, среди неистовствующего песка…
О, Великий Таш, сохрани свою дочь от ярости врага! И Ты, Зардинах, Царица Ночи, повелевающая миром в те часы, когда солнце Твое, Азарот, опускается за горизонт, укажи мне путь в этом мраке!
Богиня была милостива. Направление он выбрал верное, не растерявшись в темноте, и, чуть попетляв между шатрами и палатками разных размеров — а то и просто спящими на земле, натянув плащи на колышках, людьми, — Ильсомбраз наткнулся на шатер в окружении стражников в черно-желтых плащах. Те немедленно попытались остановить босого мальчишку в одних лишь шальварах и нижней рубахе.
— Куда это ты, мальчик?
— Я не мальчик! — рявкнул Ильсомбраз, подражая отцовским интонациям. — Я тархан Ильсомбраз, сын принцессы Джанаан и господин Зулиндреха! Прочь с дороги!
И ворвался в полутемный шатер, напугав белолицую рыжеволосую рабыню — а, может, и свободную, кто ее знает? — ворковавшую над перевязанной рукой тархана.
— Отдыхаете, милостивый тархан?! — рявкнул Ильсомбраз, но проклятый песок забился ему не только под одежду, но и в нос, а потому гневной отповеди не вышло. Вместо нее повисшую в шатре удивленную тишину разорвал оглушительный чих.
— Вы, господин, лучше бы не бегали по лагерю в песчаную бурю, — ответил тархан Ильгамут снисходительным, как показалось Ильсомбразу, тоном, пока тот чихал, пытаясь избавиться от песка. Во всяком случае, уж точно посмеялся над незадачливым мальчишкой в мыслях.
— А вы бы лучше были порешительнее, — гнусаво огрызнулся Ильсомбраз и чихнул вновь. — Мужчина вы или трусливый заяц?
Тархан поднял угольно-черную бровь в немом вопросе, и Ильсомбраз вдруг подумал о том, что будь он старше и носи на поясе заточенное оружие, и ему бы уже снесли голову за подобную манеру говорить с благородными. Пожалуй, впредь ему стоит быть вежливее. Хотя бы из почтения, выражаемого пасынком отчиму. От судьбы, видно, не уйдешь, и вопрос с браком матери можно было считать решенным.