Пламя и ветер

Ах, что бы сталось с миром, если бы монархи божьей милостью не правили им? Что сталось бы с народами Габсбургской империи, не объедини их Франц-Иосиф I у подножия своего трона? Что бы сталось с ними без его мудрого правления и помощи? А без помощи его святейшества папы, без кардиналов, епископов, дворян, эрцгерцогов, герцогов, князей и баронов, без его армии, генералов, офицеров и унтеров? Без полицейских участков, казарм и церковных проповедей? Или лучше, пожалуй, в другом порядке: без церковных проповедей и казарм с черно-желтым орлом на фасаде, без судов и тюрем?

Каждое воскресенье богослужение завершалось обязательным пением гимна народов Габсбургской империи.

Сохрани для нас, всевышний,
государя и наш край...
Ты, монах, веленье свыше
нами мудро управляй!

Ах, чехи, лукавое племя!

Оказалось, впрочем, что и немецким рабочим на севере Чехии, и пролетариям Вены, так же как и чехам, не любы Габсбурги и их приспешники, что и немецкие рабочие не меньше, чем чешские, заслуживают папской анафемы, и поэтому не зря их в наручниках уводят с заводов и из дому, тащат в суд и в тюрьму.

5

Хлуму удалось с помощью газетного объявления найти подходящую пекарню с небольшой лавкой на Малой Стране. Ее нынешний владелец Линда к старости накопил достаточно денег, чтобы уйти на покой и мирно жить с женой на проценты с капитала в своей двухкомнатной квартирке на Мостецкой улице. Пекарня была доходная, круг покупателей небольшой, но постоянный, у пекаря работали еще подмастерье и ученик.

Переговоры закончились в конце февраля 1881 года, к первому мая Хлум должен был вступить во владение пекарней. За оставшиеся два месяца старый хозяин соберет кое-какие долги с заказчиков, а Хлум женится на Марии Ездецкой, горничной графов Эстергази. Янатка и Бабка будут его свидетелями на бракосочетании.

Мария плакала от радости — наконец-то сбывается мечта ее жизни! Ей уже давно разрешили выходить из дому, она теперь часто бывала у портнихи, которая шила ей свадебное платье. Мария подыскивала на Малой Стране уютную квартирку. Она плакала от радости, что выходит замуж, но и от огорчения, что расстается с Элизой.

— Ты будешь приходить ко мне в гости, — говорила барышня. — Без тебя я умру от тоски!

— Непременно буду! Как ходила Маня к пани Немцовой.

— А твоему первому ребенку я буду крестной матерью. Как ты думаешь, кто это будет, мальчик или девочка?

— Я бы хотела обоих сразу, — блаженно засмеялась Мария.

— Думаешь, у тебя родится двойня?

— Никто не знает, и я тоже.

— И вообще, Мария, что муж делает с женой, чтобы у нее родились дети? — спросила Элиза и вдруг вспыхнула. Она пребывала в неведенье, и никто не хотел объяснить ей эту тайну. — После свадьбы ты мне все расскажешь, все, все! Обещай!

Мария зарделась, ей не хотелось связывать себя таким обещанием.

— Подай мне в знак этого руку! — настаивала шестнадцатилетняя барышня.

Невесте Хлума пришлось пообещать любопытной девице, что она расскажет ей о великом таинстве любви.

В середине марта, когда Иозеф Хлум уже заявил в церковном приходе о своем намерении сочетаться браком с Марией Ездецкой, по Праге разнеслась весть о покушении на царя Александра II.

Сигнал к нападению на карету, в которой царь, под охраной казаков, ехал на парад, подала платочком стройная молодая женщина Софья Перовская.

Из чешских газет любознательный читатель не много узнал о покушении, впрочем, подробностей не было и в немецких пражских и венских газетах. Сенсационные заголовки только будили любопытство.

Цареубийца Софья Перовская — отпрыск царского рода.

В рабочих трактирах, где полно было шпиков, завсегдатаи чокались, прищурив глаза и улыбаясь лишь уголками рта.

— За здоровье... знаете чье?

— Пора и нашим поднять голову.

О событии не столько писали, сколько говорили, — пражские шпики сбились с ног, чтоб не пропустить неосторожно сорвавшееся слово. Но еще больше об этом событии думали. Власти могут подавить печатное и живое слово, но мысль человеческую не задушишь, хоть вы, государь император, архиепископы, министры и генералы, из кожи лезьте вместе с вашими шпиками, полицейскими и доносчиками.

Народ боялся тюрем и мучений, которыми грозили цари и императоры всем, кто осмеливался восстать против их власти, но и монархи трепетали перед своими подданными.

Обе стороны боялись друг друга, недаром короли и императоры отгораживались от народа колоннами полков и шеренгами тайных агентов.

Но волна народного возмущения и гнева перехлестывала через них.

Подробности цареубийства все же стали достоянием гласности.

Все его участники были подвергнуты унижениям и повешены.

Но троны все равно уже зашатались.