Пламя и ветер

Австрийская полиция, сначала ошеломленная, после казни русских террористов снова начала свирепствовать. Взялась она и за Янатку, распространявшего листовки и революционные песни, которые сочиняли главным образом Леопольд Кохман, И. Б. Пецка и Норберт Зоула[20]. В день свадьбы Хлума полицейские явились с обыском на Козью улицу. Счастье еще, что Янатка был в это время на свадьбе и узнал об обыске от своей квартирохозяйки. К себе на квартиру он уже не вернулся.

— Переберусь в Германию или в Швейцарию, там мне легче будет прожить, — сказал он, прощаясь с новобрачными и их гостями — супругами Бабковыми и мдемуазель Эстергази. — Вернусь в Прагу, когда изменится обстановка. А что она изменится, я уверен.

Как и следовало ожидать, полиция взялась и за Хлума.

— В чем они хотят меня уличить? — говорил он.

Но хотя уличить Хлума ни в чем не смогли, его целый месяц продержали в полиции, а когда выпустили, запретили жить в Праге.

Выйдя из предварительного заключения, Иозеф только успел расторгнуть купчую с пекарем Линдой и проститься с Марией.

На радость мадемуазель Элизе, жена Хлума осталась служить у нее, так что не пришлось искать замену. На радость высокородной барышне, но к своему великому огорчению...

Хлум отправился искать работу в провинции. Он наметил город Брандыс над Лабой.

6

Целых семь лет после свадьбы мыкался Хлум по провинциальным пекарням, семь лет служила его жена у Эстергази. Элиза уже год была замужем и сама познала таинство любви.

Много раз пытался Хлум нелегально устроиться в Праге, чтобы быть поближе к жене, но тщетно.

С досады он чуть не запил. Мария часто плакала. Ну что это за жизнь? Какое же это супружество?

На восьмой год наконец представился случай арендовать пекарню с домиком в Ранькове — окружном городке в родном краю Хлума.

Эрцгерцог Франц-Фердинанд купил у князя Лобковица бывшее именье графа Вртбы и позаботился, чтобы в Ранькове, близ его замка, расквартировали гарнизон и создали полицейский участок. В Ранькове построили казарму, а эрцгерцог стал наводить порядок в поместье. У него бывали высокородные гости, сам кронпринц Рудольф дважды изволил охотиться в его заповедниках, а когда принц застрелился вместе со своей возлюбленной, Франц-Фердинанд стал престолонаследником и превратил замок в великолепную летнюю резиденцию, достойную самого монарха великой империи.

Пекарь Хлум арендовал домик с пекарней как раз в те дни, когда в новой казарме расквартировывали гарнизон. Еще со времен ученичества в Варнсдорфе Хлум хорошо знал немецкий язык, и ему было легче, чем другим пекарям, договориться с взяточниками-интендантами и унтер-офицерами. Пекарня стала работать на полный ход.

Через год Хлум уже смог выкупить домик, заплатив почти всю его стоимость. Еще через год он окончательно рассчитался с долгами и оборудовал пекарню еще и в подвале, чтобы было две печи — одна хлебная, а другая, внизу, для выпечки булок.

Товар у него разбирали без остатка.

На домике Хлума, — в нем с незапамятных времен обитали шорники, сапожники и торговцы мукой, — красовалась в нише статуэтка упитанного ангелочка с припорошенными мукой крылышками и венком в руках, прославляющего ремесло хлебопека, ибо оно насыщает голодных. «Мяснику близко к скотинке божьей, пекарю близко к самому господу богу, насыщающему алчущих», — говорит пословица.

Глава пятая

1

Из ворот дворика, которые Хлум велел выкрасить в желтый цвет, каждый божий день, даже по воскресеньям выезжала резвая лошадка, запряженная в телегу с плетеным кузовом, и развозила хлеб по соседним селеньям и постоялым дворам, где останавливались возчики и барышники. А вслед за лошадкой, топавшей по немощеной улице, из лавки выбегали сонный ученик и младший подмастерье с корзинами на спине, разнося булки по трактирам и продуктовым лавкам.

В полдень из лавки выходил Петршик, «молодой хозяин», как его называли покупательницы, бравшие в долг, играл со сверстниками, кричал, носился по дороге перед проезжавшими экипажами, путался у прохожих под ногами, озорничал. Любимым товарищем его игр был сынишка соседа каменщика Чешпивы, растяпа Сватомир, мальчуган с вечно разинутым ртом. Мальчики играли во дворе у Чешпивы, строили горки из песка, мочились на них, чтобы они не рассыпались, лепили «хлебы» и сажали их в «печь».

Петршик любил общество и других детей, часто убегал с ними далеко от дома, и его приходилось искать, чтобы позвать к обеду или ужину.

Но больше всего ему нравилось смотреть на огонь. Он часто садился около хлебной печки и глядел, глядел... Это зрелище завораживало его. Он любил пламя, его краски, его странную, изменчивую, непостижимую жизнь. Глядя в печь, он словно попадал в какой-то доселе неведомый мир. Петршику казалось, что и в нем самом, в его голове, в глазах, пылает пламя. Ему хотелось быть наедине с огнем, люди, даже отец, ему мешали.