Пламя и ветер

Тетушке Бетти хотелось снова услышать из уст очевидца об этом спектакле и бале. Пусть и Кларинка послушает и запомнит — прославленный творец «Мая» играл в спектакле перед здешней публикой и танцевал на балу с ее бабушкой. Какая честь! Да, да, не только с бабушкиной подружкой Маринкой Штиховой, в которую он влюбился с первого взгляда, равно как и она в него, но и с нашей бабушкой!

И тут, как назло, советник Мах вдруг стал скуп на слова.

— Молодость, молодость! — вздохнул он, когда тетушка завела речь об этом бале. — Приятно вспомнить прошлое, но кое-чего лучше не касаться. — Он поглядел на Клару. — Стало быть, эта девочка — внучка Розины Бржезиновой, ее прямой потомок... Пошла бы ты поиграла в саду, милая, к чему сидеть тут со стариками? Иди, иди на солнышко, иди, девочка!

Клара радостно вскочила, ловко поклонилась, как ее учила тетя, и убежала.

— Она еще молода, рано ей слушать наши разговоры о тех, кого уже нет. Лет через пять, шесть — другое дело. Ей еще рано знать о том, что творец «Мая» влюбился здесь в красивую дочь лесника и эта любовь вдохновила его на бессмертные «Сазавские незабудки».

— Великая любовь! — вздохнула тетушка.

— Великая и несчастная.

— У меня есть сочинения Карела Гинека Махи, я их часто перечитываю, — сказала Бетти Коралкова и вынула из комода толстый томик в кожаном переплете, от которого повеяло запахом сухих трав. — Такие грустные у него стихи, иной раз я над ними плачу. О господи, ведь и я любила, но родители не разрешили нам обвенчаться, как и Маринке Штиховой. Старая Вытейчкова, мать вот этой, рассказывала, как плакала Маринка, убегала из дому и ее разыскивали в лесу. Кто-то видел ее за Желетинкой, у самой Плигаловой запруды, боялись, что она утопится. Видно, до этого недалеко было. Все время она где-то пропадала, даже на ночь не приходила домой.

— Не только родители не разрешили ей выйти замуж за поэта! — воскликнул советник, и его желтые руки, лежавшие на столе, сжались в кулаки. — Сам князь через отца Маринки запретил ей встречаться с бедным студентом, который, собственно, был всего лишь комедиантом. Знать недолюбливала чешских поэтов и комедиантов, да и большинство граждан относились к ним как к бродягам. Отдать за такого дочь? Боже упаси, пусть лучше утопится!

— Ах, пан советник, пан советник, вы думаете, я сама не знаю. Еще и нынче здесь сохранились такие взгляды.

— И в Пльзени тоже, сударыня. И в Праге. Всюду!

— Розина Фассати знала обо всем, Маринка сама рассказывала ей. Да только Розина об этом никому словом не обмолвилась, даже после смерти Маринки.

— Достойная женщина, — заметил советник. — Нынче таких уже мало.

— Я тоже ни о чем ее не расспрашивала.

— Да, да, таких вещей касаться нескромно. Жизнь Марины была тяжкий крест. Когда умер ее отец, старый Штих, они переехали из лесничества не то в Тынец, не то в Бродец, и у нее там было двое внебрачных детей. Словно бы назло всем — и матери, и князю Конопиштьскому.

— Это уже другая история, — сказал советник. — Я об этом мало знаю, да, откровенно говоря, и не интересовался.

— Печальная история молодой красивой женщины, тщетно жаждавшей любви и счастья.

Там, у рощи Желетинки,
был я молод, был влюблен...
Ночь прошла, угасли звезды,
краток был прекрасный сон! —

процитировал старый советник, чуть шевеля губами.

Он уже собрался уходить и сказал, подняв руку, словно указывая на что-то:

— Как живого вижу Гинека, вот он, молодой красавец, стоит на Червеных холмах, прижал руку к груди и задумчиво созерцает наш край... Да, уверяю вас, сударыня, — Мах опять оживился, — славной страницей истории города останется приход автора «Мая» в Раньков; тут он сыграл в спектакле и ночевал в семье Маха, дом номер пятьдесят.

Старушка живо кивала.

— Как же, как же, пан советник, разве такое можно забыть!

Советник распрощался, поблагодарив за сердечный прием и угощение.

— До новой встречи в будущем году, друг мой.

— Не знаю, не знаю, обещать не могу... В мои годы, сударыня, не знаешь, когда пробьет твой час. Я уже и вижу и слышу плоховато.

Сопровождаемый хозяйкой, он стал, опираясь на палку, осторожно спускаться по лестнице. Когда его нетвердые шаги затихли, тетушка Бетти постояла в раздумье, глядя в пространство. В ней ожили воспоминания о счастливых днях ее первой и пылкой любви, о которых она никому никогда не обмолвилась ни словом. Вспоминая их, она шептала:

...краток был прекрасный сон!..

Глава шестая

1

На другой день рано утром Мария Хлумова разбудила сына, одела его и отнесла к мужу, который уже сидел на козлах телеги с плетеным кузовом. Молодой конь ударил в землю копытом, заржал и тронул с места. Телега выехала за ворота. Хозяйка помахала рукой:

— Счастливого пути!

Словно бы они уезжали бог весть куда!

За городом, на радость Петршику, Хлум пустил коня рысью.

Серебристая утренняя дымка сменилась золотым сиянием дня, но когда Хлум с сыном возвращались домой, летняя жара сгустилась до духоты и свинцовая туча покрыла небо.