Планета свалок. Путешествия по многомиллиардной мусорной индустрии

Одна провожает нас в тесный офис без окон – к Ричарду Гордону. Ему около 50, и он явно выглядит уверенным в себе человеком. Гордон принадлежит уже к четвертому поколению в семействе, которое столетие назад создало этот бизнес и до сих пор им владеет. Он разговаривает по телефону и показывает нам, что через минуту освободится. Пока мы стоим, приходит Скотт Бергмейер – высокий, тощий, с небольшой бородкой менеджер склада; ему поручено показать склад Джонсону. Гордон выглядит занятым, поэтому мы выходим.

– Какие у вас сегодня цены, Джонсон? – спрашивает Скотт, пока мы идем по дороге, ведущей к складу.

– Хорошие! – отвечает тот. – Какие-нибудь китайские покупатели заглядывали на этой неделе?

– Вы второй.

Я смотрю в сторону и улыбаюсь. Этот короткий разговор в значительной степени суммирует три десятилетия общения китайских и американских торговцев ломом: много китайцев гоняются за ограниченным количеством дорогостоящего металла.

Склад полон. Джонсон ходит по нему, делая снимки гигантских кип рождественских гирлянд, медной проволоки в изоляции, толстых черных кабелей связи, металлических вывесок и ящика латунных опилок из токарной мастерской. У ящика Джонсон достает магнит и проводит им по материалу, проверяя, не загрязнен ли он железом. Скотт показывает на ящик выкинутых в утиль дрелей, но Джонсон качает головой: «Когда появится Гомер». По-видимому, требуется эксперт – кто-то, вручную разбиравший дрель, – чтобы оценить стоимость металла.

– Налоги растут, цены падают, – растягивает слова Скотт.

Я смотрю на него, полагая, что он говорит об американских налогах. Но он имеет в виду другое. Как ни странно, он говорит о повышении китайских пошлин на импорт. Десять лет назад никто в американской утилизационной индустрии не стал бы подкалывать китайского покупателя насчет таможенных процедур в провинции Гуандун; сейчас это делают даже менеджеры на складах.

– Продолжите так делать, – заключает он, – и вы не сможете ничего купить.

Когда мы возвращаемся в офис, Ричард Гордон все еще разговаривает по телефону, но указывает нам жестом на стулья. В маленьком загроможденном помещении выделяются два предмета: бело-голубые часы Университета Северной Каролины на стене и наклейка «клубного места» на стадионе «Пантер»[113] на окне.

– Сколько это весит? – ревет он кому-то в другой комнате (по-видимому, человеку, говорящему по другому телефону).

– Шестнадцать тысяч фунтов, – слышно в ответ.

– Шестнадцать тысяч фунтов? – Ричард вбивает что-то в калькулятор на своем столе, осмысливает результат и поднимает глаза. – Двадцать три цента!

Затем он возвращается к разговору.

Тем временем Джонсон открывает портфель и начинает составлять заказ на покупку. Пока он пишет, он дважды проверяет в своем BlackBerry цены на Лондонской бирже металлов.

– Прошу прощения?

Мы все поднимаем глаза на одну из леди из приемной, стоящую в дверях.

– Вам звонит Джонни.

Ричард нажимает кнопку на телефоне, переводя его в режим ожидания, переключается на Джонни и без паузы говорит:

– Джонни, я предложу тебе цену лучше. Шестьдесят восемь центов.

Долгая пауза.

– Сколько он платит? Окей, я заплачу семьдесят.

Так продолжается, пока Джонсон не отдает Ричарду заполненный заказ на покупку. Ричард мельком смотрит на него, отмечает, что один из конкурентов Джонсона лучше «по некоторым пунктам» и что цены начинают подниматься. В частности, цена на красную латунь ну совсем мала, и по тому, как Джонсон начинает сутулиться, я чувствую: выше она не будет. Затем становится интереснее: Ричард объявляет, будто у него достаточно материала для «неразбавленного груза» – то есть партии чистой латуни.

– Реально? – оживляясь, переспрашивает Джонсон. – Мне нужно позвонить Гомеру.

Звонок длится 20 секунд, и после его окончания Джонсон повышает цену. К моему удивлению, он объясняет причину.

– Проще [таможенная] декларация, – говорит он. – В последнее время куча проблем со смешанными грузами.

Другими словами, контейнер с одним видом груза полегчает на пути из Гонконга в Китай с гораздо меньшей вероятностью – видимо, по той причине, что его не надо разгружать для проверки. С точки зрения Джонсона, это стоит нескольких лишних центов за фунт. Контейнер, как я подсчитал в уме, обойдется Гомеру и Джонсону примерно в $100 тысяч.

Пока я слушаю переговоры Джонсона и Ричарда, заглядывает познакомиться Луис Гордон – уже пятое поколение семейства – и мы начинаем болтать. На мой взгляд, у нас примерно одинаковый возраст и определенно одинаковый опыт. Но, в отличие от меня, он не пишет о бизнесе, а действительно им занимается. Сидя здесь, среди членов семьи, разгуливающих по короткому коридору, увешанному обложками журналов с описанием коммерческих успехов семейства Гордонов, я завидую. Мне бы тоже хотелось провести жизнь в таком бизнесе в окружении семьи и «мусора».

Затем Луис напоминает мне о кое-чем.

– Маржа сейчас совсем невелика. Трудновато приходится.

– Да, я слышал.