Платформа

Перед моим взором неожиданно появился кабинет отца и мои родители за мгновение до смерти. Я закрыл глаза, чтобы этого не видеть, и вырастил дерево простых чисел, но листья его увяли. Соламэн дождался, пока я открою глаза, и сказал:

– Что ж. Твой отец неожиданно узрел последствия своей работы.

Он смотрел на меня, пока я не кивнул.

– Лигат объявил войну. Итан был вынужден окопаться и защищаться. У Савла случился нервный срыв. Мне пришлось работать за него, одному, но это было безнадежно. Мы нуждались в Савле, но Савл был ни на что не способен. Он был бесполезен для Итана.

– Ты? – спросил я. Соламэн казался мне просто моим учителем.

– Я был помощником твоего отца, Алеф. Я быстро соображаю, но по сравнению с ним я был как твой отец по сравнению с тем, кем ты можешь стать. Не знаю точно, что сломило Савла, смерти, или пьютерия войны, или масштабы перестройки, но он был сломлен, это точно. – Соламэн вздохнул, глядя в сторону. – Итан был занят своей империей, и твоя мать воспользовалась шансом сказать ему, что покидает Пеко вместе с супружником и сыном. Тебе был почти год, Алеф. Она заключила с Итаном сделку. Условием было то, что если Савл восстановится, то снова начнет работать на Итана, однако на Пеко они не вернутся. Она сказала ему, что если Савл отсюда не уберется, то никогда не придет в себя.

– Я не вижу различий. Здесь или на Геенне – какая разница? И почему Геенна?

– Твоя мать считала, что Геенна будет безопасным укрытием и от Лигата, и от Итана. И это, Алеф, было место, где никто бы не приметил тебя. – Соламэн почти улыбнулся. – Ты уже был явно необычным. Она выбрала Геенну с умом, Алеф. Если пьютерность Савла могла остаться незамеченной в любом месте Системы, то с тобой все было совсем по-другому. Было ясно, что ты быстро привлечешь к себе внимание, где бы ни рос. Она хотела, чтобы у тебя была наилучшая возможность жить нормально и незаметно, и это привело ее на Геенну. И еще Геенна научила бы тебя различать добро и зло. Это было важно для твоей мамы.

– Зло, – выпалил я, удивив своей резкостью как Соламэна, так и себя. – Добро и зло.

– Зло. Твоя мать не до конца понимала, насколько… насколько суровой будет жизнь на Геенне. Она воображала себе простоту. Ей там было тяжело. Но Савл хорошо адаптировался, а ты процветал, так что она смирилась.

– Ты знал ее так же хорошо, как и Савла, – отметил я.

– Да, а как же иначе? – Цикл слез запустился снова. – Скажи мне, Алеф. Как по-твоему, почему женщина, подобная твоей матери, может влюбиться в человека вроде Савла?

Любовь! Эта идея поставила меня в тупик. Да к тому же еще это слово произнес Соламэн, человек, во многом напоминавший моего отца. Я пожал плечами.

Но он подался вперед.

– Разве ты не видишь, Алеф? Разве ты не видишь?

Я понял, что это настоящий вопрос, задача, которую он передо мной ставит, подобная прежним, но совершенно иная. И я подозревал, что подсказка заключена в вопросе.

Я пристально посмотрел на него. «Разве ты не видишь?»

Я вернулся назад, к истокам. Как вообще она могла познакомиться с Савлом? Он провел свою жизнь здесь, с Дреймом, так что в этом месте они и должны были встретить друг друга. И она понимала его, а как можно понять такого человека, как Савл?

Это было связано со зрением.

Я начинал догадываться. Ответ был прямо передо мной: такого человека, как Савл, можно понять, если ты сам на него похож или знаешь кого-то, на него похожего. А поскольку она не была похожа на Савла…

«Разве ты не видишь?»

Я посмотрел на Соламэна, который все еще плакал правым глазом, хотя левый был сух. Я увидел его плачущим и представил свою маму плачущей. Всхлипывая, они одинаково кривили рот.

Я сказал:

– Она была твоей сестрой, Соламэн.

Он кивнул.

Прошла минута, прежде чем я смог спросить:

– Почему ты мне раньше не сказал?

Он положил руку мне на плечо. Это был первый раз, когда он меня коснулся. Мой дядя. Член моей семьи.

Это Соламэн стоял позади меня в тот первый день на Пеко, в кабинете Дрейма. Мой дядя.

– Я не знал, как ты отреагируешь, Алеф, – сказал он, продолжая мягко сжимать мое плечо. – Ты мог не обратить на это внимания, а мог совсем сломаться. Я не хотел рисковать. До самого недавнего времени мне было очень легко ничего тебе не рассказывать. Ты не выказывал интереса. Ты никогда ни о чем не спрашивал.

Я видел, как сходились детали – нет, я понимал. Подобное ощущение у меня было, когда Соламэн учил меня анализировать, размышлять. Оно было невероятным, сокрушительным. Как будто то, что я унаследовал от матери, наконец-то раскрылось во мне в полной мере – неожиданно, молниеносно. Савл был лучшим другом ее брата; конечно же, она в него влюбилась. Она понимала лучшее и худшее в нем и принимала все без остатка. Она даже смогла вынести ужасную закостенелость Геенны, поскольку уже была привычна к такой же неугасимой убежденности.

Все сходилось. И с моей гееннской нуждой в самобичевании, в следовании логическому пути, я заставил себя пойти еще дальше.

– Почему ты рассказываешь мне сейчас?