Никто на Этаже никогда не встречался с моим отцом лично. Он общался с ними по монитории, из своего маленького офиса на Геенне (хотя они не знали, где он находится). По их первой реакции на меня я понял, насколько особенным был отец. Возможно, Соламэна больше любили, если это подходящее слово, но Савл был лидером команды, и я быстро понял, как им его не хватало.
Мне понадобилось около недели, чтобы осознать общую ситуацию. Я представлял себе бизнес Дрейма как имеющее форму воронки четырехмерное кружево, постоянно отражающееся само в себе. Оно пленяло своей сложностью; измерения, в которых оно существовало, включали в себя регулирующие параметры, изменявшиеся от планеты к планете и с течением времени.
Кружево нуждалось в постоянной починке и переделке, и в сердце его были мы, двадцать девять человек, ощущавших, как вибрации налогового законодательства и экономические сотрясения и даже природные катастрофы передаются от одной нити к другой. Нашей работой было предвидеть то, что доступно предвидению, смягчать потери, чинить кружево, а также расширять его и даже укреплять.
Я никогда не брал на себя командования Этажом, но в течение нескольких недель все попросту приняли тот факт, что главенство перешло ко мне.
Я не размышлял о происхождении бизнес-возможностей Дрейма. Я замечал, конечно, что он покупал высокодоходные предприятия с минимальными затратами и что на рынках предприятий, в которых у него была доля, появлялось, стоило ему войти в дело, неожиданное стремление покупать их продукцию безо всякого желания сбить цену. Если бы вы ничего не знали об Итане Дрейме, то подумали бы, что он способен превратить в золото все, к чему прикасается. Если бы вы знали достаточно, то поняли бы, что он способен убить все, к чему прикасается.
Тем не менее в целом империя Дрейма действовала легитимно. Там, где это было выгодно для дела, законам подчинялись. Соламэн однажды говорил со мной об этом – по его словам, для большинства бизнесменов законы были дорогами на карте, тогда как для нас они были неровностями ландшафта.
Я не замечал течения времени. То, что казалось часами, было на самом деле днями, а то, что я считал неделями, оказывалось месяцами. Так прошли два года. В здании неподалеку у меня была однокомнатная квартира, где я ночевал. Это было все, в чем я нуждался. Иногда мне нужно было напоминать, чтобы я поел, а иногда я уставал настолько, что меня приходилось отводить в квартиру и укладывать спать.
Я начал бриться. Я ел и спал. Я работал на Этаже. У меня не было времени думать о своем, или, по крайней мере, я его себе не давал.
Конечно, это была преступная организация. Я никогда не считал иначе. Но я заменил некоторые избыточно прямые методы Дрейма орудиями экономики и закона. Он такое даже поощрял – там, где это понижало коммерческий риск. «Прямота», однако, была одним из любимейших слов Дрейма. Ему нравились подобные эвфемизмы. Они помогали ему чувствовать себя бизнесменом или политиком. Я стоял в его офисе в то время, как Дрейм вел – как он это называл —
Но он понимал, что работа в рамках закона для него более выгодна. В прямых действиях содержался небольшой риск провала, и, чтобы его минимизировать, таким действиям следовало быть чрезмерными и бескомпромиссными, а это было дорого в плане как человеческого ресурса, так и процедур, необходимых для того, чтобы последствия никогда не стали предметом расследования.
И все же время от времени прямые действия использовались. Благодаря усилиям моего отца и Соламэна империя Дрейма была достаточно велика, чтобы продолжать расширение вполне законно, но Лигат не упускал ни одной возможности напасть на Дрейма – и наоборот – а Дрейм начинал скучать, если легальные пути расширения казались ему слишком медленными. Поэтому его бизнес продолжал расти, и расти стремительно, через деловые отношения, подкуп, убийства, а также безжалостную конкуренцию со Спеткином Лигатом.
Пятнадцать. Таллен
– Почему вы хотите работать на буровой платформе, мистер Таллен?
Говоря, Хуб размеренно вращал между пальцами ручку. Ручка выглядела острой, что, по мнению Таллена, было хорошо, а ее корпус был слегка ребристым.