Таллен пожал плечами. Хуб не мог не понимать, как это странно. Люди, подобные Таллену, – случаи
– Вы ведь знаете, что у меня за проблема. Она есть в документах, которые перед вами лежат.
– Притворимся, что я этого не понимаю.
– Вам не нужно беспокоиться, – сказал он Хубу. – Все работает. Это просто непредвиденный эффект. Навязчивое влечение.
Хуб откинулся на спинку кресла и начал качаться, и до Таллена дошло, что он действительно ничего не понимает.
Он дал Хубу время, чтобы тот попытался разобраться, почему медтеховцы выпустили такое вложение на волю. Они не казались слишком уж разочарованными. Ему сказали, что эксперименты не проваливаются никогда, – они просто дают новую ценную информацию.
А потом он склонился вперед, окунул палец в кровь на столе, прижал его к блокноту Хуба, оставив идеальный отпечаток, и сказал:
– Меня влечет к смерти.
Он еще не выяснил, как правильно об этом рассказывать. Реакция всегда была плохая, хотя Таллен обнаружил, что слово «смерть» воспринимается получше, чем «самоубийство». Раз за разом все шло одинаково. Одни начинали им живо интересоваться, требовали подробностей – что он думает
– О чем вы думаете сейчас? – спросил Хуб. – Прямо сейчас?
– На втором месте, с небольшим отрывом, – эта работа, – ответил Таллен. – Она мне идеально подходит. Я изменился, выписавшись из больницы. Я искал – и понял, что нуждаюсь именно в этом. Вы не представляете, насколько…
– А прямо сейчас?
– Я мог бы снова взять эту платформу и броситься с ней на вас. – Он заставил себя откинуться на спинку, бессознательно дрожа от возбуждения, от возможности, от адреналинового прилива. – Я бы не добежал, даже близко не подобрался бы… – Таллен взглянул на потолочные мониторы. – Вы бы сделали свой ход, и мне бы выстрелили в спину, а скорее всего, в голову. Со мной рисковать бы не стали, и неважно, что там в этой справке говорится о моей безобидности. – Его трясло от предвкушения. – Самоубийство, а не убийство. Вот к чему меня влечет. Я мог бы умереть в одно мгновение. Я мог бы это сделать. – Не в силах с собой совладать, он вновь медленно наклонился вперед и поднялся на цыпочки, наблюдая, как напрягается Хуб. – Вот о чем я думаю прямо сейчас.
– Но вы этого не сделаете.
Таллен подумал: он что, правда ожидает, что я скажу «нет» и откажусь от возможности?
Хуб не сразу это осознал.
– Хорошо, – сказал он. – Продолжим. Что вам известно о платформах?
– Я не думал, что должен знать так много.
– Не должны. Чем конкретно вы занимаетесь? – Хуб держал в свободной руке его заявление.
– Я наладчик. То, что слишком дорого или заморочно менять, я, возможно, могу починить. Хотя теперь мне, похоже, не хватает для этого сосредоточенности. После того, что случилось.
– Ясно, – сказал Хуб. – Вы знаете, почему мы требуем писать заявления от руки?
– Графология. Отсев психов вроде меня.
– Графология? – Он рассмеялся. – Нет. Мы так получаем ДНК. Помимо жизненного опыта мы исследуем и ваши генетические и эпигенетические императивы. Конечно, некоторые заявки приходят к нам чистенькими, из машины, но таких претендентов мы не рассматриваем. Знаете, что мы выяснили из вашего заявления?
– Что я претендую на работу на платформе.
– Историю этого отношения к жизни, да. Мы знаем о вашей жизни все. Как думаете, не эта ли жизненная позиция сделала вас жертвой нападения?
–
– Но не к боговерию. Вы в нем не нуждаетесь? – Хуб посмотрел на потолок. – Один из критериев отсева – это теистические наклонности. Море влияет на людей. Дезориентация, масштаб, изоляция. Все это подталкивает некоторых к желанию во что-нибудь уверовать. Они не могут больше этого выносить. Иногда пытаются уничтожить платформу. Иногда спрыгивают.
– Только не я. Я чуть не умер, Хуб. Это заставило меня… заставило задуматься.
– Задуматься о чем?
– Я не хочу умереть.