Платонов тупик

— Так что случилось? Зачет по творчеству не получил?

Юрка обреченно кивнул.

— Ты у кого в семинаре?

— У этого, — Юрка приставил к глазам оба кулака, будто в бинокль посмотрел — изобразил толстые очки преподавателя.

— У-у! Да сам-то он великий поэт, что ли? Несколько песенок написал. Если бы не композиторы, кто бы его знал? Стихи-то как стихи читать невозможно.

— Вот он и придирается: размер, ритм. Музыкальность стиха.

— Угу. А ты попробуй себя в другом жанре — в критике, например. Прочитай одну-две книжки, напиши на них рецензии — и перейдешь ко мне в семинар.

— Рецензии? — усомнился Юрка. — Я их никогда не писал.

— Все когда-то за что-то берутся первый раз.

— Он говорит: переходи в другой семинар.

— Ну и переходи. А что?

— А как? Это же неудобно?

— Очень просто. Хотя, конечно, неудобно. Надо повод найти, причину. Принципиальную основу. Я переходил. И ничего. Это не ботинки. Те долго разнашиваются. А это неудобство быстро сменяется удобством, если сделать умно.

— А как?

— Например, не сошлись по творческим направлениям. И ничего. Тебе вообще надо выработать свою теорию, которой должен защищать себя, как щитом. Найти ее и держаться за нее в любом случае, драться за нее даже тогда, когда сам убедишься в ее никчемности. Вот тогда тебя зауважают. Ты будешь выглядеть принципиальным и, главное, — оригинальным. Не бойся на первых порах показаться смешным. Привыкнут. У нас оригиналов уважают. Он тебя за ритм ругает, а ты возведи это в свой принцип.

— Как это?

— Ну вот «как», «как». Что ты закакал! Подумай. Может, ты не потому с ритмом не в ладах, что глухой, как табуретка, а принципиально не принимаешь его.

Юрка задумался: в этом что-то есть!

— А потом, тебе вообще надо подумать о своем будущем, — продолжал доцент. — Надо закрепиться в Москве, заиметь постоянную прописку. Иначе придется тебе возвращаться в свою Перепендеевку.

— Параноевку, — поправил Юрка.

— Еще хуже. А шансы на то, что ты сможешь оттуда взять столицу штурмом, неожиданным взлетом своего поэтического таланта, по-моему, равны нулю. А?

Обидно Юрке слушать такое, но сдержался, не возразил. Да и что возражать, если он прав? Вспомнил свою «малую родину» — поежился: скучно там, глухо, одиноко. Районная газета — единственная отдушина. Да-а, незавидная перспектива. Хотел спросить: «А как?» — но только на стуле поерзал, взглянул на доцента глазами побитой собаки.

— Лучший способ — жениться, — сказал доцент. — Я уже как-то говорил тебе об этом. Это почти безотказно. Скольких я знаю — никто не промахнулся. И ничего. Потом, когда войдешь в силу, можно все менять — жену, квартиру, тестя, тещу, друзей, но на первых порах придется смириться. Лорка — смазливая баба, но она ничего тебе не даст. Она москвичка?

Юрка кивнул.

— Ну и что? Кроме московской прописки, она тебе ничего не даст. К тому же ей самой надо утверждаться, что она уже и делает, — намекнул он на Лоркины шашни с известным поэтом. — Но ей легче, она баба, притом привлекательная. Тут у нее явное преимущество перед тобой. Она твой конкурент. Подумай. Знаешь поговорку: «Не имей сто рублей, а женись как… этот»? Но не повтори его ошибку — женись на дочери только какого-нибудь видного деятеля литературы или искусства. Тут дело более долговечное. Например… — И он перечислил с полдюжины преуспевающих писателей.

— А у них есть дочки?

— Откуда я знаю? Должны быть. У них все есть. Дерзай, Чижиков! Иначе пропадешь. Женишься удачно — будешь в зените. Если не возьмешь творчеством, должность высокую получишь, пост большой займешь — будешь других учить и двигать литературу и искусство вперед иным способом. И ничего.

8

Чижиков лежал на общежитской койке, глядел в потолок и мучительно рожал свою теорию. Он понимал: прежде чем появиться ей на свет, надо уничтожить ту — противоположную — теорию, которая ему мешает. А уничтожить можно, только решительно скомпрометировав, оболгав и унизив ее. Поэтому он призывал из своих кладовых памяти самые убийственные определения, самые уничижительные слова-пули, слова-снаряды, слова-дефолианты: косность, тупиковая ситуация, заскорузлость, рутина, ограниченность, застарелые формы — эти и им подобные выражения были самыми безобидными в Юркином арсенале. На крайний же случай, для решительного удара, он заготовил такие бомбочки, которые способны разнести все на свете, в том числе, может быть, и самого Чижикова. Ну и пусть! Ради своей теории он готов даже на костер, как Галилео Галилей, тем более что на костер сейчас не обрекают.

Да, на благодатную почву упали семена, брошенные доцентом. Знал бы он, что творил. Но дело сделано, бикфордов шнур подожжен, огонь стремительно бежит к своей цели, вот-вот вспыхнет порох — и тогда!..

На очередном семинаре Чижиков рванулся в бой. Не успел преподаватель что-то сказать об основах стихосложения, как Юрка прервал его тирадой: