Платонов тупик

Вскоре тяжелая дверь с бронзовым набалдашником вместо ручки мягко отворилась и из кабинета вышла изящная стройная девица в фасонной прическе — эдакий стремительный зачес от левого уха убегал через макушку к правому, нависая над ним тугим валиком. Валик этот был скреплен дорогой заколкой. Она быстрым, как лезвие бритвы, взглядом сверкнула по всем, на какое-то мгновение дольше, чем на других, задержала его на Чижикове, послала секретарше прощальный кивок и быстро вышла. Тем временем, не дожидаясь, когда о нем доложат, в кабинет прошмыгнул Неваляйкин.

Пробыл он в кабинете долго, около часа, не меньше, и вышел оттуда весь взмыленный, будто ему пришлось там мешки с песком таскать. По щекам красного лица пот стекал ручьями, ворот расстегнут, узел галстука спущен почти до пупа. Вышел, хукнул облегченно, сказал весело:

— Все в порядке! — К Чижикову: — Иди, пока он еще не очухался. Никанорка сегодня добрый. Иди. А перед тобой, Катюх, я вечный должник. Как только выйдет трехтомник, первые экземпляры — тебе!

— Если не забудете.

— Ну!

Войдя в кабинет, Чижиков приостановился у двери и лишь потом медленно прошел к письменному столу у дальней стены. Стол был большой, как теннисное поле, с обеих сторон на нем лежали неровно сложенные высокие стопки книг, а между ними виднелась массивная круглая и блестящая, как бильярдный шар, голова маленького человечка, утопшего в большущем мягком кресле. Лицо человечка было густо усеяно крупными конопушками, как у десятилетнего мальчишки. Он вытирал махровым полотенцем лицо, голову, отдувался тяжело, словно после жаркой бани. На Чижикова не обращал внимания.

— Фу-г… Два-три таких посетителя в день — и вынесут отсюда вперед ногами, — жаловался он сам себе.

Чижиков смотрел на Никанора, и ему было неловко за свой визит: человек в таком состоянии, а он к нему с какой-то просьбой. Его пожалеть бы…

Наконец Никанор кончил вытираться, сложил аккуратно полотенце, спрятал в ящик и только теперь обратился к Чижикову.

— Слушаю вас. Садитесь, пожалуйста, — сказал он устало плачущим голосом.

Чижиков, как мог, сбивчиво объяснил свою беду.

— Новый сборник, что ли? — уточнил Никанор.

— Новый.

— Я новыми сейчас не занимаюсь. Это решают сами издательства. Я сейчас занят только избранными и собраниями сочинений.

— Но в том-то и дело, что они не решают, — сказал Чижиков.

— Их тоже надо понять, — сказал Никанор. — В стране бумажный кризис. Бумаги не хватает. У нас в каждом издательстве до тысячи заявок осталось неудовлетворенными и около семисот заявок — на избранные. Это надо учитывать?

— Надо, — согласился Юрка. — А как же быть тем, кто не может издать свою первую книгу? Хотя бы очередь установили.

— Да что это, за картошкой, что ли, очередь? Тут ведь все дело решает творчество, качество рукописи.

— Вот сейчас от вас вышел писатель с трехтомником — у него сильно высокое качество? — осмелел Чижиков, почувствовав, что все равно тут терять нечего.

— Кого вы имеете в виду? Неваляйкина? — И он вздохнул. — То, что вы его не знаете, это еще ничего не говорит. Так вы можете и меня упрекнуть — мол, семнадцатитомное собрание запланировал. А я что? Пять лет прошло после предыдущего собрания, имею право новое издать. Я раньше времени не лезу, не нарушаю правило. И далеко не все включаю в собрание сочинений. У меня есть чудесный роман «Свиное рыло». Не читали? Вот видите. Очень жаль: чудесный роман. Так вот я это свое «Свиное рыло» не включаю: знаю — с бумагой туго. И у других отбираем только лучшее и только тех писателей, кто заслужил своей общественной и литературной деятельностью. — Голос у Никанора был тихий, убаюкивающий. Он увлекся и говорил, говорил, наконец кончил, заключил: — Вот так-то, дорогой товарищ… Как вас?

— Чижиков.

— …товарищ Чижиков.

— Но как я могу проявить себя на литературном поприще, если меня не печатают? — спросил Чижиков.

— Ничем не могу помочь. Ничем, — закрутил головой Никанор и запоглядывал вниз под стол, словно искал, куда бы ему спрятать понадежнее свою голову — он так устал, так устал от этого разговора.

— Но поймите, мне, в конце концов, жить на что-то надо. Я сирота, круглый сирота… Я рос без отца, а недавно умерла и мать. Осталась сестренка. Я участник боев…

— Все это хорошо, дорогой товарищ… Но я ничем не могу вам помочь. Напишите заявление, чтобы вам оказали материальную помощь. Я наложу резолюцию, Литфонд выдаст вам помощь рублей сто. Да-да, напишите. А насчет издания?.. Попробую поговорить с директором издательства. Но они решают сами. И потом — я же знаю их положение.

— Пожалуйста, поговорите. Когда мне зайти за результатом?

— За каким результатом? — застонал плачуще Никанор. — Если что получится, вам сообщат. Ко мне заходить не надо. До свидания. Всего доброго.

Чижиков вышел опустив голову. Прошел, ни на кого не глядя, через приемную, во дворе в скверике остановился: «Все, дальше идти некуда. Вот она — жизнь… И никому, выходит, я не нужен. Один. И дерись за свою жизнь один. А где же забота, где коллектив? А еще говорят… Умри я сейчас — и никого это не тронет…»