Плацебо

Именно она была со мной в тот день, когда я закрылся в кладовке и выпустил пар прямо в злосчастную анкету, которая должна была предопределить мое будущее. Тогда я впервые заметил белый шар. А заметив – создал. Мне не надо было ни рисовать его, ни выдумывать. Он появился сам по себе, вошел в диссонанс с моим прежним представлением о форме, цвете и смысле жизни. Изменил все.

– Кто ты? – спросил я его.

Он молчал, а я смеялся. От нелепости ситуации, от гениальности происходящего. Я только что создал концепцию – новую, свежую, разительно отличающуюся от всего, что было прежде.

Белый шар вытеснил кляксы. Вот она, квинтэссенция жизни и смерти, молочно-белая, вязкая субстанция, которая при определенном старании приобретает форму шара. Нечто, что способен создать каждый из нас. Вот в чем дело. Белый шар – самый настоящий протест против социальных анкет, против тестов по профориентации, против радомеров, рейтингов, галерей, против элитарности искусства. Я поразился собственной смелости, впервые мне пришло в голову, что всем известный тезис «art only for artists» может быть опровергнут. А если «art for everyone» предлагал белый шар, то мерцающая эстетика, гибкая форма, протеиновая концепция – я изобрел идеальный арт-объект. Он мог бы конкурировать с «эмалированной раковиной», он должен свергнуть тиранию белого, холодного, безжалостного судна.

Я был воодушевлен, в тот день на моем подоконнике в глиняном горшке из «Ecoflow» выросла настоящая трава. Я растирал ее между пальцами, и они окрашивались спело-зеленым цветом.

Звук входящего сообщения вернул меня в реальность. Письмо начиналось отвратительно-вежливым «Уважаемый Соул…»

На почту пришли результаты, мне было предписано работать в Офисе. Идея, вошедшая в мою жизнь подобно вспышке молнии на ясном небе, оказалась мнимым знаком. Я буду работать в Офисе.

Знаю, звучит так, будто я люблю купаться в своем нытье. Можно было бы подать апелляцию, но мой ретийнг еле-еле дотягивал до среднего, я не имел на это право. Я пробовал. Я снимался в рекламе зубной пасты, потому что у меня хорошие зубы и два даже продал как-то раз, пытался накопить на посещение «Драйва», сделать качественный рывок, перейти из «середнячков» в «успешных». Рейтинг радости открывал возможности, но я не смог подобраться к желанной отметке. Я думал поехать в Галерею, я знал, что там рады всем, кто хочет соприкоснуться с Красотой, но добровольный взнос на входе (больше, чем все мои сбережения) не позволил мне пройти.

И вот, нам говорят, что мы едем в Галерею. Будем знакомить телезрителей с искусством. Нонсенс! Знакомят с искусством обычных людей, не художников… Нас. Невероятно. Они пытаются воплотить концепцию белого шара с помощью своего шоу для мамаш и пубертатных девочек.

Нула постаралась на славу. Напялила зеркальный комбинезон на голое тело, так что всем казалось, что у нее из подмышек растут фонарные столбы или чьи-то головы. На ногах у нее плотные темно-синие бахилы.

– Мы с вами идем в храм чистого разума, – объявляет Нула, – не забудьте помыть руки перед тем, как прикасаться к искусству!

Вальтурис захохотал.

– А лучше наденьте перчатки.

Добрались мы в Галерею на автобусе. Мы ехали очень долго, но слишком быстро оказались на месте. Рядом со мной сидела Флор, и рот у нее не закрывался. Она предпринимала неловкие попытки завязать со мной хвалебный диалог, а я не хотел всех этих разговоров, я начал пялиться на ее ключицы.

– Как черные перепонки, да? Черные перепонки доисторических птиц, – Флор смотрела на меня, закусывала свои и так искусанные губы и пыталась вытащить из меня человечность, – уродливые, да?

Я знал, что она ненавидит свои ключицы, ненавидит черный, однажды она съела столетнее черное яйцо, и решила, что превратилась в птицу, несущую смерть. Флор волновала тема смерти, она видела смерть во всем и именно поэтому так любила жизнь.

– Уродливые, – я ответил, – ты лучше пой, Флор, пой со всеми Гимн Радости.

Флор уткнулась в свои скрещенные пальцы и замолчала. Ее ключицы не были уродливыми, они были опасными. Я плел свое экзистенциальное кружево из тоски, зависти, амбициозности и ее черные-совсем-не-черные ключицы были вязальными спицами, которые могли превратить мое кружево в уютный зимний шарфик. Смерть от холода наступает из-за иллюзии тепла, уютные шарфики, работа в офисе, хвалебные диалоги и леденящий ужас от того, что мои песчинки тают. Мое время тает. Постоянные партнеры создают иллюзию бесконечности, но никто не сможет отменить песочную казнь. Все, что у меня есть, – текущий момент и ни одного способа зафиксировать вечность, кроме карандаша и бумаги. Но карандаши и бумага давно перемолоты духом времени, искусство вечно, жизнь коротка, поэтому Галерея находится в общественном туалете. Жизнь вечна, искусство временно, любой желающий может убедиться. Добро пожаловать, вход свободный, всего 50 доброталонов…