Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2016

Когда мы живо и умно
так складно говорим про дело,
которое нас вдруг задело,
и опираясь на окно,
не прерывая разговора,
выглядываем легких птиц
и суть прочитанных страниц
как опыт жизни вносим в споры,
внезапно оглянувшись вглубь
дотла прокуренной квартиры,
где вспыхнет словно образ мира
то очерк глаз, то очерк губ
друзей, которые как мы
увлечены и судят трезво
и сводят ясные умы
над углубляющейся бездной,

тогда нас не смущает, нет,

тогда мы и не замечаем,
что просто слепо и отчаянно
стремимся были детских лет
и доиграть, и оправдать,
тому, что не было и было
дать смысл – так через ночь светило
зашедшее встает опять
(прецессия нам незаметна), –
на том же месте вновь и вновь
нас рифмой тертою любовь
клеймит настойчиво и метко,
а в ночь… ложись хоть не ложись!
устаревает новый сонник,
едва свою ночную жизнь
потащишь за уши на солнце,
но как прекрасно и свежо
на отзвук собственного чувства,
с каким отточенным искусством
весомо, страстно, хорошо,
на праведную брань готово,
остро, оперено и вот
надмирной мудростью поет
твое продуманное слово
и проясняется простор
на миг, но облачны и кратки
на нашей родине проглядки
светила вниз в полдневный створ
и потому-то недовольно
ты вспомнишь, нам твердят опять,
что нашим племенам не больно,
не так уж больно умирать.

«Гори, гори куст…»

Гори, гори куст
в каменной пустыне.
Лежи, лежи пуст –
пусть сердце остынет.

Не смотри вперед,

не смотри назад –
все наоборот
который раз подряд.

Гори, гори куст,

лежи, лежи пуст
который раз подряд.

«Все пределы, все границы…»

Все пределы, все границы
раздвигаются порой
и во сне поддельно снится
заговор пороховой.

Что есть сон во сне? – Неважно:

он спасен, английский думный,
потому что я отважно
пролетел над бритой клумбой

и проснулся умиленный

в сон пожиже и поближе,
где березка листья клена
на льняную нитку нижет,

обещая сытый рай

на немой его вопрос:
– там я твоя Гая, где ты мой Гай
Фокс.

«Холодное небо просвеченное покоем…»

Холодное небо просвеченное покоем
сереет среди облаков,
а дух земли обеспокоен, что никоим
образом он не таков,

как это небо. Еще он жарок,

еще в прохладную зелень одет,
как будто девушка-перестарок,
втиснутая в модный вельвет.

Гляди, как под ливнем налип на столб

вымпел на катере местной линии,
а он добросовестно идет пустой,
но кто поедет в такой-то ливень?

Несоответствие – душа искусств,

моих неприветливых, требовательных подруг
раскрывающих розу горячих уст
совсем не сразу, совсем не вдруг.

«Тот, умевший и умерший…»